Чем может закончиться попытка высказать несогласие с научным руководителем, когда он перестает ощущать грань между требовательностью и самодурством,— это было известно всем.
Кое-что профессор заставил Фармагея повторить дважды.
И когда эта экзекуция окончилась, холодно спросил*
— Твердо запомнили?
— Да,— буркнул Гришко.
— Не слышу! — повысил голос профессор.
С какой ненавистью взглянул Фармагей, но не на профессора, а на своего бывшего однокурсника! Будто именно тот был во всем виноват.
Все-таки очень внятно заявил:
— Очень твердо. Все будет выполнено в точности.
Он шагнул было к двери.
— Минуту! — теперь уже грозно остановил его Федор Ипполитович.— В конце дня доложите мне, нет, Михаилу Карповичу, что сделали с Хорунжей, и о ее состоянии. Имейте в виду: под суд пойдете, если с ней что-нибудь случится... И еще. Вы передали свою... гм, диссертацию Друзю?
Еще выразительнее сверкнула в глазах Фармагея злость. Но повторить сказанное Друзю в коридоре он не посмел.
— Я... я сам начал перечитывать ее. В связи с вашими вчерашними указаниями. И... и не успел дочитать.
Федор Ипполитович обратился к Друзю:
— Я пришел к выводу, что вам незачем рецензировать написанное Фармагеем, Нет смысла возиться со
всяким...— Словом, которого в словаре не найдешь, он достаточно образно определил свое сегодняшнее отношение к диссертации и ее автору. Вновь повел бровью в сторону Фармагея.— А на вашем месте я давно был бы в палате.
Гришко исчез.
Направился к двери и Федор Ипполитович. На ходу он кивнул Друзю через плечо:
— Если вы не хотите быть в ответе за Хорунжую вместе с этим ротозеем, следите за каждым его шагом, И вмешивайтесь во все без церемоний.
Это куда труднее, чем читать диссертацию. Но Друзь сделал бы это и без напоминаний.
Решив, что выздоровление Хорунжей этим полностью обеспечено, Федор Ипполитович закончил почти добродушно:
— А теперь посмотрим, что в первой,
Нет, не в добром настроении Федор Ипполитович подходил к первой палате. Но не разгильдяйство Фармагея было причиной этому и не состояние здоровья Хорунжей, Угроза над раненой актрисой пока что призрачна. Фармагей на стену полезет, лишь бы отвести эту беду. Он понимает, как отразится его разгильдяйство на судьбе диссертации. А Сергей на то же самое потеряет куда больше сил и времени, чем на чтение подхалимской рукописи. В этом также нет ничего плохого...
И не в том причина, что в конференц-зале перед Федором Ипполитовичем все плыло. Да и сейчас ему кажется, будто не по полу он идет, а перебирается через стремнину по шаткому висячему мостику, а мостик раскачивается— вот-вот оборвется.
Неужели, черт возьми, начали сдавать нервы?
Еще вчера вечером Федор Ипполитович точно знал, каким будет сегодняшний день. А сегодня, не успел проснуться, все полетело вверх тормашками. Игорь никуда не уедет. Друзь вовсе не тихоня... И такое ощущение сейчас, словно не по своей воле действует в данный момент Федор Ипполитович Шостенко, а управляет каждым его словом и движением будущий зять.,.
Да и к Хорунжей он помчался, не закончив пятиминутки. Неужели только потому, что первым побежал к ней Сергей? Стало быть, он и в самом деле совесть своего учителя?
Перед обходом в палатах не должно быть посторонних. А в первой профессор застал сразу двух: руководителя патофизиологической лаборатории и своего сына. Игорь шепотом, но достаточно азартно что-то объяснял Виктору Валентиновичу, а тот задумчиво покачивал головой.
Другого места не нашли для своих разговоров?
Услышав за собой властные шаги, вскочила с кресла медсестра. И (теперь Федор Ипполитович начал замечать каждую подробность) перед ним появилось нечто похожее на бутон белого пиона. Мелькнула мысль: не такой уж Друзь младенец, каким кажется. Ему-то, быть может, женская красота и ни к чему, а сообразил, поди, отыскать для своего Черемашко такую красавицу — полумертвый оживет!
— Вы почему до сих пор здесь? — спросил медсестру Друзь.
Та не смутилась и не стала оправдываться. Подвинув к Федору Ипполитовичу кресло, она независимо ответила:
— Потом.
И показала глазами на стоявших у окна и на Черемашко. Можно подумать, Друзь здесь не ординатор, а санитар. Гм...
Черемашко не спал. Он чуть не свернул себе шею, прислушиваясь к Игорю и патофизиологу. Федора Ипполитовича он не заметил.
Уложили его здесь полуживого, всего одна ночь минула после невероятно тяжелой операции. А глаза у него уже не тусклые, и нет в них той робкой надежды или непобедимого страха, которыми каждый оперированный встречает врача. И откуда у него интерес к окружающему? Он пристально присматривается к обоим собеседникам. А вчера точно так же изучал Федора Ипполитовича—отвечал на вопросы и в то же время пытался угадать: кто вы такой, почему у всех при вас руки по швам? И даже на операционном столе тем же занимался...
— Что там за консилиум? — спросил наконец профессор.
Черемашко повернул к нему голову.
— А, это вы, Федор Ипполитович.., Доброе утро.—1 И голос у него как у приветливого хозяина, встречающего гостя.— Не гневайтесь, пожалуйста. Это я не выпустил отсюда этих симпатичных врачей.
— Рано вам здесь командовать,— придав голосу немного добродушия, отозвался профессор.
— Какая там команда! — усмехнулся Черемашко.— Всю жизнь я прожил среди людей,— трудно мне лежать здесь одному. А все время спать.., Тут не берлога, и я не медведь. ^
Посторонние вышли.
Федор Ипполитович присел. На его лице застыло обычное властно-дружелюбное выражение, а думалось ему о том, что делать здесь, в сущности, нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79