Дочь пересела на валик дивана, обняла отца за плечи.
— Видишь ли, папа... Вчера Сергей наговорил мне уйму неприятного. Он был прав, а я разозлилась. Но не только за вчерашнее. Я так и сказала ему на прощанье: никогда не забуду, что он, сколько я его знаю, был теленком... Почему Сергей не заговорил со мной, как вчера, десять лет тому назад? Многое» было бы иначе.— Она помолчала.— Как Сергей чувствовал себя у нас за обедом, я лучше всех видела. Не твои неуместные шутки его волновали, а то, что делается в клинике... Нет, я и за шутки тебе благодарна. За то, что Сергей не стушевался перед тобою, как передо мной вчера. И все-таки след от твоих придирок у него остался бы. А он шел в клинику. И не просто шел. Я сделала не больше того, что на моем месте сделала бы каждая любящая женщина, которой на все дано лишь несколько секунд.., Неужели бросишь в меня камень и теперь?
Федор Ипполитович не заметил, и сам, когда именно его рука легла на теплую руку дочери.
— Я зашел к тебе, Таня, не спорить, а пожелать спокойной ночи... Ты только что разговаривала с Сергеем, Рассказал ли он о моем предложении Игорю?,
— Да.
А ты,, конечно, поделилась с матерью..
Поделилась.
— И что же она?
Дочка прижалась к отцу крепче.
«Ты этого не поймешь, папа. С твоих плеч никогда не падала гора... Мама даже старинные стихи вспомнила* счастлив, мол, тот, кому вечер венчает начатое утром... Одно беспокоит ее: как же это будет — не института шостенковский майорат: отец, сын, зять,.,
— А тебе безразлично?
Татьяна пожала плечами.
— Пусть выздоровеет Черемашко. А он выздоровеет, даже если ты останешься в стороне. Так я верю в Сергея... Его охотно возьмут в клинику мединститута. Там же твой Ляховский заведует теперь кафедрой.
«Так я его и отдам!» — подумал Федор Ипполитович,
Вслух он сказал:
— Баба с возу... А будет ли Сергей счастлив с тобой? Ты же у нас как твои волосы: вон в какой тугой узел тебе приходится их завязывать. Сергею с тобой не справиться. Но и ты не переделаешь его на свой лад.
Татьяна засмеялась.
— Чем больше я думаю, тем яснее вижу: быть настоящим человеком — кое-чему в этом отношении я должна и у Сергея поучиться. Но маминой ошибки я не повторю: счастливой сорочки у Сергея не будет. Никаких легких побед! Чем дороже ему придется за все платить, тем большего добьется он, тем лучше будет знать цену завоеванному и тем полнее будет его счастье.., И тем
больше он будет отдавать, когда появятся у него ученики.
— Зато ты ему легко достанешься.
— Я? Легко? Десять лет ждать меня — легко?.. Не знаю, расплачусь ли я с ним за это. Но платить буду не так, как мама тебе.
Федор Ипполитович неуверенно пошевелил свободной рукой.
— И все-таки мне кажется: ты сидишь на мели и стараешься уверить себя, что и здесь тебе неплохо.
Татьяна выпрямилась.
— Я не влюблена в Сергея, папа. Я люблю его. Да так, что ничего нельзя изменить, даже если бы мы оба хотели этого.
Федор Ипполитович глубоко вздохнул. Бесполезно спорить по этому поводу с дочкой. Он осторожно, чтобы не уколоть усами, поцеловал ее в лоб.
В спальню вошел на цыпочках. Неслышно притворил дверь.
На столике возле его кровати горела лампочка. И на какую-то минуту Федор Ипполитович застыл на пороге, невольно прижав руку к сердцу. Но если и заныло оно, то не от боли.
Впервые за много дней... кто знает, за сколько... а может месяцев?.. Ольга легла не на свою кровать...
Загнул Федя быстро и крепко. За ночь ни разу не проснулся. И проспал бы утром, если бы не разбудила его Оля.
Утром первого февраля Друзь пришел в институт за час до пятиминутки.
Вахтерша, отвечая на его приветствие, удивилась:
— Первый раз вижу вас таким, Сергей Антонович, То ли весело вам как никогда, то ли вы помолодели...
Друзь, чтобы не заметила она еще чего-нибудь, заспешил в раздевалку.
Мать тоже смутила его сегодня.
— Что с тобой, Сергей? — спросила она за завтраком.— Лег вчера поздно, выспаться не успел, а вид у тебя — словно росой умылся. Неужели то тебе приснилось, о чем я прошлой ночью говорила? Не слепая, значит, у тебя мать.
Не сразу дошло это до Друзя. Спал он как убитый, ничего ему не снилось. Но, засыпая и проснувшись, он снова и снова повторял каждое услышанное от Тани в передней и по телефону слово...
По мере того как до сознания Друзя доходило значение слов матери, он все ниже склонялся над тарелкой, все ярче становился на его щеках румянец. Неужели для матери он —раскрытая книга?
— Что же ты молчишь? — насмешливо бросила мать.
Через силу сын выдавил:
— Угу...
— Слава тебе господи! — рассмеялась мать.— Поймал, значит, наш теленок волка... Как же это произошло?
Сергей поспешно набил себе рот: чем дольше он будет жевать, тем лучше обдумает ответ. Не так просто признаться матери, что его вчера совершенно незыблемый взгляд на женскую половину человечества не выдержал первого же- испытания. Рассказывая о вчерашних событиях, на мать смотреть не решался.
Не очень одобрительно покачала она головой, выслушав путаные объяснения сына.
— Смела твоя Татьяна Федоровна!.. Я бы не решилась, да и отец твой не допустил бы... И тебе не стыдно?.. Видно, любит она тебя, хоть ты и растяпа... Ну, а где будете жить? Или и об этом пусть она думает?
Снова Сергей набил себе полный рот.
— Ничего, видно, с тобой не поделаешь,— вздохнула мать, но вовсе не печально.— Как гром среди ясного неба, так для тебя все это... Попроси свою Татьяну прийти ко мне в гости. Да так, чтобы тебя не было дома.
— А это зачем?— рассеянно спросил Друзь,
— Это наше с нею дело.
Хотя Марина Эрастовна была теперь в надежных руках, Друзь не смог пройти мимо женского отделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79