— Совсем забыли, о чем мы договорились.
Если и смутился Черемашко, то ненадолго.
— Все! — твердо заявил он.— Как только уйдете, сейчас же засну... Но на одно ответьте, Сергей Антонович. Если мне здесь что-нибудь не так покажется, то я лежи и держи язык за зубами, так? Это для меня самое лучшее лекарство?
Нет, не прост Василь Максимович... Все же Друзь попробовал направить его мысли на другое:
— Доктору Евецкому, я надеюсь, вы лишнего не сказали?
Щетина на лице Черемашко зашевелилась от недоброй усмешки.
— Даже нужного не скажу. Разве он умеет слушать?
Но таким укоризненным стало лицо Друзя, что больной умолк.
Очевидно, Друзь неплохо владел собой. Во всяком случае, Черемашко кивнул и закрыл глаза.
— Я уже сплю, Сергей Антонович. И о вашем начальнике больше ни слова.
По правде говоря, Друзь не очень торопился в ординаторскую, где, как ему сказали, был сейчас Евецкий.
Прежде, всего он обо всем договорился со старшей медсестрой, хотя той уже было известно, что Василя Максимовича нельзя оставлять без присмотра. Потом задержался в четвертой палате, подготовил своих больных к профессорскому обходу, ответил на их вопросы о Черемашко. И лишь после этого, не чувствуя, к своему удивлению, ни боязни, ни даже легкого волнения, пошел разговаривать с Самойлом.
В дальнем углу он увидел Танцюру и Игоря. Танцюра что-то увлеченно рассказывал, Игорь с понимающей улыбкой слушал.
Ищут общий язык? Или уже нашли?..
У столика возле двери вытянулся во весь рост Вадик.- По другую сторону столика в позе бога-творца, отдыхающего после трудов и любующегося содеянным, сидел Самойло Евсеевич.
Поручение профессора следовало бы выполнить, оставшись с «левой рукой» наедине. Но как трудно помнить о такте, имея дело с таким, как Евецкий!
Увидев своего патрона, Танцюра метнулся было к нему:
— Сергей Антонович! Вы знаете, мой сегодняшний рейд по больницам...
Друзь остановил его движением руки и обратился к Евецкому:
— У меня к вам...
— Ну, что я вам говорил?— повернулся Евецкий к Вадику, и стекла его очков сверкнули.— Мне весьма жаль,— на Друзя он не взглянул,— но мне некогда.
Вадик потупился: я, мол; здесь ни при чем.
— У меня к вам срочное поручение от профессора,— произнес Друзь погромче.
— А-а...— Самойло Евсеевич закинул ногу за ногу. Сделать это при его габаритах было не просто — колено поднялось чуть ли не к подбородку.— Только покороче, пожалуйста.
Все же Друзь колебался: стоит ли уподобляться Евецкому?
— Мне кажется...
— И без предисловий! — перебил его Евецкий.
Ну, если так...
— Профессор приказал мне передать вам, что он отменил ваше распоряжение об увольнении медсестры Жовнир,— отчеканивая каждое слово, продолжал Друзь.— Кроме того, профессор крайне удивлен вашим поведением в первой палате. Оно недопустимо. Особенно при таком больном.
Если бы Друзь неожиданно стукнул Самойла Евсеевича своей палкой по голове, это не произвело бы более сильного впечатления. Евецкий побледнел, руки его разжались, нога стукнулась о пол. Затем щеки его налились кровью.
Друзь тем же тоном продолжал:
— В связи с этим я позволю себе посоветовать вам не заходить без меня или профессора в первую палату. Слишком сильно ваше поведение отражается на больном, который лишь вчера перенес тяжелейшую операцию. Боюсь, что он будет не сдержан по отношению к вам. А это,
как и ваш недостойный поступок, скажется на вашем авторитете среди больных и медперсонала.
Евецкий вскочил и еле слышно прохрипел:
— Да... да... да как вы смеете?
Друзь не отступил. Не из тех Евецкий, кто способом на непосредственную реакцию. Оскалить зубы, исподтишка куснуть робкого — на это он еще способен. Но напасть на человека, который бесстрашно смотрит ему в глаза, у лисы не хватит духу. Тем более — рыльце у этой лисы в пуху.
Евецкий действительно на Друзя не бросился. Только стекла очков блеснули, предупреждая: ну, я это тебе припомню! А зубы оскалились в красноречивой улыбке. Переглянувшись с новым своим фаворитом, Самойло Евсеевич обрел дар слова:
— Понимаю... Значит, и вы, несмотря на все свое убожество, мечтаете о Женюле? И вас попутал дьявол...
Процедив это сквозь зубы, заведующий отделением поспешно вышел.
Друзь оперся свободной рукой о ближайший столик.
Нет, разговор с Евецким не исчерпал его сил. Но надо же после него перевести дух. И не сразу почувствовал, как на его лежащую на столе руку опустилась чья-то рука.
Отдышавшись, Друзь увидел около себя Игоря, услышал его довольный голос:
— Здорово ты его...
Рукояткой палки Друзь потер себе висок.
— А-а... доброе утро... Кстати, что ты делал в первой палате с Виктором Валентиновичем?
Игорь обнял Друзя за плечи.
— Прежде всего, спасибо тебе.
— За что? — удивился тот.
— За то, что согласился взять меня. Отец сказал мне об этом, когда шел к Хорунжей.
— Одну минуту! — вдруг воскликнул Танцюра.
Он подошел к Вадику, который, развернув папку с документацией на своих новых больных, делал вид, что дальнейшее развитие событий в ординаторской его не интересует.
— А не убрался бы ты отсюда?
И Танцюра так опустил пятерню на плечо недавнему
напарнику, что тот мгновенно захлопнул папку и шмыгнул в коридор.
Убедившись, что дверь плотно закрыта, Танцюра победоносно доложил Друзю:
— Теперь можно говорить откровенно. Не знаю, как вы, а я терпеть не могу предателей.
Друзь поморщился:
— Ну зачем вы так грубо?.
— А вы? — Степенному Александру Семеновичу очень хотелось хохотнуть, но он сдержался.— Разве не вы сегодня утром выгнали Вадика из этой комнаты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79