А ведь ему, в сущности, сделан подарок, которого он не заслужил. И в то же время радовало Федора Ипполитовича, что вечером вместе с ним за стол сядут сын, внук... ну, и та, с чьей помощью произведен Шостенко-самый-младший.
Первым в институте Федор Ипполитович увидел того самого зверя, который на ловца бежит.
Друзь стоял возле физиологической лаборатории и испуганно всматривался в дрожавший у него в руке листок Ничего удивительного: ношу он взвалил на себя непосильную. Сам взвалил, ни с кем не посоветовался. Вот и тащи. А в придачу повнимательней вчитывайся в «ученый труд» своего проворного коллеги. Точно будешь знать, почем фунт лиха.
Федор Ипполитович взял у Друзя листок.
— Зайди-ка ко мне.
На листок взглянул лишь в кабинете. Анализ Черемашко на протромбин. А в нем сто тридцать два процента. Ого!
Но произнес научный руководитель бесстрастно:
— Ничего странного. Такая болезнь... А тебя лихорадка треплет?
Как и вчера, Друзь прислонился к тому же косяку. Но
вчера он строил из себя Атланта, поддерживающего небо. А сегодня бледен, как последний трус.
Однако ответ Друзя был не очень боязлив:
— Вчера было сто двадцать шесть. Откуда такой резкий скачок?
— Даже это вылетело из головы?— язвительно спросил Федор Ипполитович.
Друзь угрюмо уставился на своего учителя.
Нет, дорогой мой, сегодня ты этим профессора Шостенко не возьмешь: ему твои фокусы известны. И никто тебя прыгать в водоворот не заставлял. Второй раз бывший спаситель руки тебе не протянет... На соломинку, пожалуй, еще можно указать: любопытно, сумеет ли Друзь за нее ухватиться.
— Дырявая у тебя голова. Операция совсем обезводила организм твоего Черемашко и повысила свертываемость крови. Скажи спасибо, что только на шесть процентов подскочил протромбин. И жди от своего Василя Максимовича новых каверз. Прежде всего инфаркта в легких. А антикоагулянтов ему еще нельзя... Словом, тебе надо разрешить неразрешимое.
Странно, но взгляд Друзя стал спокойнее. А губы неслышно зашевелились.
Федор Ипполитович с добродушной грубоватостью сказал:
— Да ты присядь. И ответь мне на несколько вопросов.
Друзь послушно сел.
Для начала Федор Ипполитович все с той же грубоватостью поинтересовался:
А как чувствует себя твой смертник? Не собирается ли оправдать прогноз..— профессор на мгновение замялся,— прогноз Самойла Евсеевича.
Друзь ответил:
— К сожалению, это был и ваш прогноз, Федор Ипполитович.— Он слегка наклонился к своему высокому шефу.— Но я не1 заметил у Василя Максимовича желания оправдать эти предсказания. Конечно, ему может стать хуже, но это ничего не означает.— Снова глаза у Сергея стали как у помешанного, а голос зазвенел.— И вы, и ваша «левая рука» — оба вы увидите: настоящий человек бьется до конца... До победного конца! Я все сделаю для того, чтобы так и было. И верю: вы, Федор Ипполитович, очень скоро забудете о своем прогнозе. Вот увидите!
Никак повторение вчерашнего? Или в самом деле Сергей не такой, каким его все считают? Похоже на то, что это не слова, а непоколебимая, пускай даже ни на чем не основанная вера. Эта черта Сергея давно известна Федору Ипполитовичу, и не мешало бы хоть иногда вспоминать о ней..,
Когда тринадцать лет тому назад в госпитале лежал полуживой сапер, два или три раза приезжал командир инженерного подразделения, где Сергей служил. Капитан расспрашивал о своем солдате, не сводя требовательного взгляда с главного врача госпиталя: во что бы то ни стало сберегите этому парню жизнь!.. Когда мина падала, Сергей успел прикрыть капитана собой... Именно поэтому, кажется, Федор Ипполитович отдал тогда столько сил иссеченному минными осколками юноше. Такие, как Сергей, во время упорного боя способны отбросить, чтобы не мешал, опустошенный автомат и, оставляя за собой кровавый след от ран, настойчиво и неотвратимо, сантиметр за сантиметром, ползти к вражескому доту, чтобы телом своим закрыть его амбразуру. Таких не может остановить никакая сила...
Это самое упорство и сохранило Сергею жизнь.
Сколько времени прошло с тех пор, а в мединституте и здесь все видели только послушного, бесконечно благодарного за спасение и помощь в науке, преданного своему кумиру оруженосца профессора Шостенко. Поэтому и не вспоминал Федор Ипполитович того, что знал о Сергее когда-то. Ему казалось, что Сергей податлив, как глина: лепи из него, что взбредет в голову. И профессор лепил — сначала кое-как, а потом и вовсе спустя рукава. Ни разу он не наткнулся в этой глине на что-то похожее на самоцвет.
А Сергей...
К какому доту подползает он теперь? Кого пытается прикрыть собой?
Федор Ипполитович тряхнул головой, отгоняй непрошеные мысли.
Что за чертовщина лезет ему в голову? Может быть, Сергея и спасла когда-то его вера, но сейчас не найдешь в нем даже пылинки алмазной. И какие, к дьяволу, перед ним доты?
Друзь растерянно потер себе висок:
— Пожалуйста, Федор Ипполитович, зайдите перед пятиминуткой в первую палату. Вам станет виднее, правильны ли мои предложения относительно Черемашко, с которыми я собираюсь выступить сегодня.
Ну конечно, Федору Ипполитовичу что-то померещилось.
— И это все? —уже безразлично спросил он.
— До пятиминутки все,— пообещал Друзь.— А дальше... Я позволю себе повторить: с Черемашко покою вам не будет... Простите, есть еще одна просьба. Только, ради бога, не считайте, что это каприз с моей стороны. Мне крайне необходим помощник. А Самойло Евсеевич отобрал у меня одного.
— Как отобрал? — не понял Федор Ипполитович.
И снова глаза Друзя стали похожи на сверла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79