.. как вот у Сергея. Самых тяжелых больных будут класть отныне в четвертую и семнадцатую палаты. Ни одной спокойной минуты не будет у Игоря, пока он здесь. А Сергей не вспомнит о покое, пока старый Шостенко жив. Оба как следует почувствуют, что это значит — быть сыном или учеником преемника Дмитрия Кирилловича Шанина и друга Кости Грушина; втрое, вчетверо по сравнению с другими спросится с них за все!
Что Федор Ипполитович возвратился домой умиротворенным, жена и дочь заметили сразу. А когда на Татьянин вопрос он не ответил, а что-то буркнул, стало
понятно, что главу семейства необходимо оставить в
покое.
Короче говоря, ужин прошел тихо. Ольгу интересовало, чем кормить завтра мужа и дочь. Татьяна, оказалось, утром должна сдать очерк, из-за которого ездила в командировку. И Федор Ипполитович милостиво заявил, что она может сегодня располагать кабинетом.
Поужинав, Федор Ипполитович собрал газеты за два дня (вчера и сегодня так и не заглянул в них), устроился на диване в столовой. Ольга, закончив убирать, села к столу с книгой. Только и шуму было, что шелест газетных да книжных страниц.
Ничего такого, что увлекло бы ученого хирурга, Федор Ипполитович в газетах не нашел. Но передовые и большая часть статей рассказывали, чем трудящиеся советских республик встречают Двадцатый съезд партии. Часто вспоминались высказывания Ленина. Кое-кто предполагал, что Двадцатый съезд будет поворотный в истории Коммунистической партии Советского Союза.
Читал он настойчиво и неторопливо: боялся, что не хватит ему газет до того, как глаза начнут закрываться...
В передней зазвонил телефон.
Федор Ипполитович и головы не повернул: если по его душу, есть кому позвать. Поднялась было Ольга, но из кабинета пулей вылетела Татьяна: глаза и руки пишут, а уши все время настороже! Ждала звонка от своего... гм... суженого.
Из передней послышалось:
— Слушаю... Игорь? Откуда ты?
Ишь как радостно сказано первое слово и с каким разочарованием три остальных! Ничего подобного профессор не замечал за своей дочерью ни перед тем, как она вышла замуж за Шляхового, ни даже во время ее медового месяца. Тогда она умела держаться достойно.
Чтобы не крякнуть, Федор Ипполитович с шумом перевернул страницу.
Слушать дальше — зачем? Почему позвонил Игорь, ясно: как не поделиться с матерью и сестрой своими оглушительными новостями. А как ответит на это дочь, не все ли равно?
Но начало казаться, что сестры с братьями разговаривают иначе. Слов он не разбирал: Татьяна стала говорить тише. Зато переливы ее голоса... Вот она нежно улыбается. Теперь мягко упрекает. Вдруг ей взгрустнулось... Черт знает что! Словно не тридцатый ей, а шестнадцать: раскокетничалась с таким же молокососом, старается, чтобы тот не догадался, нравится он ей или нет...
Похоже на то, что Игорь передал трубку своему приятелю. И вчерашний аскет сразу же раскис. Неужели не противно ему слушать девичьи интонации в голосе женщины чуть ли не бальзаковского возраста?..
Федор Ипполитович вскочил и с грохотом захлопнул дверь.
Ольга взглянула на мужа, и впервые за долгое время тот увидел, что глаза ее повеселели.
Прикрывшись от Ольгиной насмешки газетой, глава семейства уткнулся в текст. Глаза его старательно бегали по строчкам... Но эти полстраницы Федору Ипполитовичу пришлось, потом перечитывать заново.
Чем же Сергей пленил Татьяну? Вот уж воистину неисповедимы пути женского сердца.
Неужели тем, что Сергей оказался тем камнем, на который наткнулась коса ее отца? И это сделало тихоню в Татьяниных глазах героем? Тогда ее не переубедишь — все будет делать по-своему... Но ведь и Федор Ипполитович не оттолкнет Сергея после всего, что тот сделал вчера и сегодня!..
Немного погодя, когда Татьяна положила трубку, Ольга неслышно вышла в переднюю. А по тому, что стукнула дверь в кабинет, легко догадаться: пошла узнавать у дочери последние новости.
Побыв в кабинете, Ольга снова заглянула в столовую.
— Не пора ли спать, Федор? Половина двенадцатого.
— Сейчас,— буркнул Федор Ипполитович.— Вот дочитаю.
Ольга ушла.
Теперь можно с головой окунуться в газетные новости. Но не столько читал их Федор Ипполитович, сколько ждал, когда заснет жена. Ведь если начнет расспрашивать, прощай сон.,,
Около двенадцати Федор Ипполитович вышел в переднюю. Возле кабинета остановился. Осторожно приоткрыл дверь.
Татьяна склонилась над исписанным листом. Хотя и темно-зеленое от абажура ее лицо, видно, как глубоко она задумалась. Отца она заметила, лишь когда под его ногой скрипнул паркет. Удивленно откинулась на спинку кресла.
Ты еще не спишь, папа?
— Сейчас лягу.— Федор Ипполитович присел на край дивана.— А ты всю ночь собираешься марать бумагу?
Он хотел съехидничать, но из этого ничего не вышло.
— Нет, я уже кончила,— ответила дочь.— Перечитываю...
Пожелать бы дочери приятных сновидений, да и пойти. А Федор Ипполитович. Чем внимательнее вглядывался в Татьяну, тем тоскливее ему становилось,
— Ты счастлива, Таня?
— Буду.
И ни малейшего сомнения во взгляде.
— Не самообман ли это?
— Самообман? — Лицо дочери стало тверже.— Ну нет. Слишком долго я ждала. А тебе еще раз большое спасибо, папа. Если бы не ты, не знаю, сколько пришлось бы мне еще ждать.
Федор Ипполитович уперся локтями в колени, крепко сжал переплетенные пальцы.
— Все шутишь...
Легкая улыбка тронула губы дочери. -
— А ты не убежишь, как вчера, если я скажу, что- нибудь не по-твоему?
Брови Федора Ипполитовича двинулись было к переносице, но тотчас вернулись на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79