я готов! А экзаменатор — доцент, кстати человек довольно раскованный, студентов за пивом посылал и распивал во время экзаменов,— и говорит: ты не торопись, хоть сначала вопросы прочитай как следует. Вы, говорю, спрашивайте о чем захотите, я буду с ходу отвечать, Он удивился. Стал гонять меня по всему учебнику и так и эдак, а поймать ни на чем не может. Поразился. Тоже говорит, мол, откуда ты взялся? Я тебя не помню. Как, откуда взялся, говорю, вот моя зачетка. Доцент, ныне он тоже покойный, прямо-таки разволновался, начал ходить взад-вперед по аудитории.
Привел еще одного преподавателя. Начали вдвоем меня гонять, ничего у них не вышло. Тогда доцент и говорит: «Ты, мой ласковый, давай-ка будь моим ассистентом. Учись, как учился, но еще будешь работать в моей лаборатории.— Он немного задумался и потом добавил:—У меня особое правительственное задание, я веду исследование, это связано с обыкновенным паром, водяным паром». Наверное, хлопаньем ресниц я выдал себя. «Напиши-ка мне, дружочек, формулу водяного пара». Я решил, что для меня, который наизусть знает весь учебник, не будет большим грехом не знать формулы пара, и я сказал откровенно: «Про пар я вообще ничего не знаю». Мой доцент чуть со стула в обморок не грохнулся. Оказывается, про пар-то любой восьмиклассник знает. Возможно, если на месте доцента был бы другой человек, он рассмеялся бы, и на этом все кончилось. Но покойник поступил не так. Он обругал меня на чем свет стоит, поставил двойку и выгнал. Эх, пусть земля ему будет пухом, не захотел войти в мое положение! В коридоре я заплакал. Не просто заплакал, а зарыдал, будто похоронил родного отца. После этого я в университет не пошел, а по чьему-то совету поехал в Москву, поступил в Институт цветной металлургии... Все же я больше склонен к теории, но практика есть практика... Теоретиком не стал...— Он закончил полушутя-полусерьезно:— Наверное, из меня вышел бы великий математик.
Итак, Али сделал еще одно заключение об Омаре: если начнет говорить, увлечется и говорит долго; если же замолчит, расшевелить трудно.
— Пока не пропало настроение, расскажу вам еще кое- что. В детстве я был наделен удивительной способностью предчувствия. Была война, и вот я каким-то чудом, еще до сих пор и самому не ясно каким, за день или два мог предсказать, в какой дом придет похоронка. Показывал дом матери, а сам начинал плакать. За это меня наши аульные женщины чуть не убили. Аксакал по имени Есим, да продлятся его годы, сейчас еще жив, а во время войны уже был стариком, так вот этот аксакал спас меня. Надо сказать, что моя родная матушка тоже стала ругать меня за мои пророчества. Возможно, вам это покажется мистикой, но что было, то было... А помните, перед тем как случиться страшной беде на охоте, парень, похожий на цыгана, без всякой причины просил меня не ходить на охоту, помните? Этот парень, возможно, что-то предчувствовал, так бывает с некоторыми людьми...
Али задумался. Он вспомнил, как Аспанбай, еще ничего не зная, воскликнул: «Коке, что же теперь будет?!» Он сказал об этом Омару.
— Вот видите! — встрепенулся Омар.
Любитель поговорить сам, Али на этот раз изменил своей привычке, он с интересом слушал Омара, не зная, верить или не верить. Тот, кажется, почувствовал его сомнения и пристально посмотрел в лицо Али. Из глаз Омара, к ужасу не проспавшегося с похмелья литератора, посыпались голубые искры. Али вздрогнул и отвел взгляд, по телу пробежали мурашки: Омар показался ему существом с другой планеты. Как будто желая еще больше напугать Али, Омар не сводил с него глаз.
Али и читал, и слышал по телевизору, что некоторые люди обладают способностью ясновидения, они, дескать, «считывают информацию» прошлого или будущего посредством сильного биополя, которым наделены от природы, но что это за биополе и доказано ли его существование в науке — он не знал. Под влиянием этих мыслей ему показалось, что Омар как-то удаляется от него, он зажмурился, а когда снова искоса бросил взгляд, увидел, что Омар здесь, никуда не исчез, продолжает идти рядом, чуть печальный, беззащитный как ребенок, и у Али отлегло от сердца.
— Я постоянно ругаю себя за нерешительность,— продолжал Омар.— То, что надо бы прямо сказать или сделать, почему-то не делаю, словно боюсь кому-то повредить, а в результате все оборачивается против меня. Вот ведь надо было прямо заявить, что мальчика, к несчастью, убил отец, но я поделикатничал, мол, зачем давить своим авторитетом, пусть следствие своим путем докажет истину, и вот имею то, что имею. Надо бы собраться с духом и наконец поставить на этом деле точку, но, признаюсь вам, сейчас мной овладела такая апатия, что мне вроде бы все равно... Жить не хочется... Какая-то ожесточенность или безразличие в душе завелись... Мать написала, что заболела, а я не поехал. Теперь кажется, что в тот момент мог бы и на похороны не поехать... Вы думаете, я впал в такое состояние из-за того, что лишился работы? Э, нет. Дело в другом. Я десять лет занимался одним теоретическим исследованием. Десять лет! И все эти годы кружил, возвращаясь на одно и то же место, как заплутавший странник. И вот развязку, которую не мог найти в течение стольких лет, я нашел в течение двадцати одного дня! После трагедии, случившейся на охоте, я ушел, отгородился от всего, сосредоточился — и нашел! Нашел то, что искал! Правду говорят, нет худа без добра. Работа закончена, но я вдруг почувствовал себя страшно опустошенным, будто у меня отняли в жизни что-то самое главное, самое важное. За десять лет я сжился со своими постоянными исканиями, и вдруг — ничего нет, пустота, нет пищи для ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164