Райгуль и Гульмайран, пошептавшись, пришли к решению: они устраиваются на работу, поступают на подготовительные курсы и всю зиму усиленно готовятся в педииститут. Написали об этом родителям в аул. Ответа долго ждать не пришлось. Прилетела весточка, написанная рукой брата Райгуль, десятиклассника Самбета. «Посоветовавшись, папа и мама решили,— сообщал Самбет,— пусть она привыкает к городу, готовится в институт и в средствах себя не стесняет». Тон письма был довольно развязный, брат чувствовал свое превосходство над сестрой и после слов «и в средствах пусть себя не стесняет», наверное, от себя добавил: «За счет будущего
калыма, конечно!» В заключение же дал наказ: «Смотри там у меня в оба, девчонка!»
Письмо взбесило Райгуль.
— Ну, был бы ты рядом, я бы вытрясла из тебя всю душу, надавала бы подзатыльников! — ворчала она.
Родители же Гульмайран посоветовали дочери слушаться подругу: она самостоятельнее тебя! Через короткое время девушки получили из дома посылки с зимней одеждой и деньги. Они устроились почтальонами в ближайшее почтовое отделение. Аспанбая же Али пообещал устроить таксистом, но надолго исчез. Чтобы не сидеть без дела, Аспанбай подрядился в бригаду асфальтировщиков, водителем тяжелого катка.
Нелегко было работать на алма-атинской жаре да на расплавленном асфальте. Сначала он задыхался от ядовитых испарений, но понемногу стал привыкать. Купил себе кирзовые сапоги, на голову воздрузил соломенную шляпу, освоился и, будучи физически очень сильным, чувствовал себя независимо.
Ангелом-хранителем этой удивительной семьи стала Анастасия Ивановна. Весь день она крутилась как веретено. Аспанбая называла сынком, а девушек — дочками. Запомнить казахские имена своих детей ей было не под силу. Молодые люди тоже не хотели утруждать себя длинным именем и отчеством и коротко называли старушку-- мама. Али за глаза звали «папкой» и были в восторге от своей выдумки. Отапливать глинобитную мазанку, готовить пищу, стирать белье — обязанность Анастасии Ивановны. «Папка» не вносит трудовую лепту в семью. Он появляется редко и всегда торопится: то такси ждет за углом, то с друзьями нужно встретиться.
В начале сентября девушки-почтальонши, развернув центральную газету, обрадовались: там был напечатан очерк Али «Выстрел». Вечером того же дня объявился и сам Али, веселый, подвыпивший. Проявил заботу о своей «младшей юрте»:
— Завтра будьте дома, привезу топливо. Если заранее не позаботиться, зимой хлопот не оберешься.
На следующий день действительно пришли две машины с углем, сам .«папка» не приехал. Увидев под навесом большую кучу угля, хозяин, Абдулла-турок, удивленно покрутил головой и сказал шутя:
— Ну, дорогие казахи, вы, кажется, приготовились жить в моем доме лет десять, не меньше!
«Младшая юрта» в Татарке вырабатывала свой собственный уклад жизни. Анастасия Ивановна поднимается с рассветом. Чтобы не разбудить «детей», одевается потихонечку, осторожно открывает скрипучую дверь и выходит во двор. Умывшись, берет в руки бидон и спешит к ближайшему ларьку. Продавщица молока, толстуха Настя, гремя бидонами, приезжает после нее.
— Стоишь? — спрашивает она чуть снисходительно, чуть пренебрежительно у сухонькой старушки.
— Стою. А что еще остается делать? — немного заискивая, отвечает Анастасия Ивановна.
Это продавщице нравится.
— Ну, подставляй бидон,— говорит она,— налью тебе пожирнее. Для тебя мне не жалко. Ты — Настя, и я — Настя. Ведь так?
— Так, конечно, так!
«Проснулись ли мои птенчики?» — думает Анастасия Ивановна, спеша домой с молоком.
Птенчики не только проснулись, но уже пищат, визжат, кидают друг в друга подушками, словом, устраивают в доме тарарам. Девушки зовут Аспанбая по-русски — дядька. Анастасия Ивановна замечает, что Гульмайран — Гуля, которая вначале ей показалась бойкой и языкастой, становится как-то тише, скромнее, а скромница Рая, наоборот, превратилась в шалунью. Громко смеется над каждой шуткой, в голосе — постоянная ирония. Иногда она ни с того ни с сего хватает Анастасию Ивановну в охапку и начинает кружить по комнате:
— Мамочка, вы не любите меня!
— Почему так думаешь, милая?
— Вы все время на стороне дядьки Аспанбая!
— Но ведь вы с Гулей постоянно обижаете его! Кто же вашего дядьку защитит, если не я? Перестаньте его обижать!
— А чего он? Уткнется в книгу и молчит, будто нас и в помине нет!
— Все равно не обижайте.
— Нет, будем! Будем!
« За утренним чаем опять шалости. Девчонки то соли в пиалу своему дядьке насыплют, то соды. Аспанбай, отхлебнув из пиалы, морщится, встает и выплескивает чай. Девушки в восторге:
— Что случилось, дядечка?
Аспанбай с улыбкой отвечает:
— Ничего особенного.
Девушкам и этот ответ кажется смешным. «Ох, озорницы!»— качает головой Анастасия Ивановна, наливая Аспанбаю свежего чая. Наконец-то и парень включается в игру:
— Дождетесь, как-нибудь отколочу вас!
— Надо же, наш немой дядечка заговорил! — пуще прежнего веселятся девушки.
После того как птенцы разлетаются, старушка моет посуду, убирает за ними постели и садится вязать девочкам джемпера из козьего пуха, который они выпросили в ауле. Пальцы ее, давно привыкшие к этой работе, ловки и проворны. Она довольна своей жизнью, привязалась к своим приемным детям, полюбила их. У нее лишь две заботы: первая —это пенсия. Когда умер ее старик, она, по совету теперь уже тоже покойного сыночка Коленьки, перевела пенсию в Таскала. Когда уезжала, подала заявление на почту, чтобы переадресовали пенсию во Фрунзе. Перевели или не перевели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164