«Оказывается, раньше я совсем их не понимал, совсем, совсем!» — удивлялся он.
Прозрачный чистый воздух Тасжаргана, мертвая до звона в ушах тишина, как неиссякаемый источник, желтоватый кумыс в холодильнике — все, что раньше удерживало его тут, теперь почему-то заставляло задуматься: а не
пора ли бросить все и вернуться в Ортас?
Когда Гали убедился, что брат его Али не погибнет, как он предполагал, то собрал всех есентаев, зарезал барана и устроил курултай — совет.
На совете родичи сказали: «Мы одобряем желание Али иметь свой кров над головой, стать человеком и жить среди нас. До каких пор ему бродяжничать в городе? Ведь он и сам понял, что так больше не может продолжаться! — Еще они говорили:—Нужно помочь быстрее достроить дом и поскорее женить Али.— Признавали:—Наша вина, что он в одиночку трепыхается в жизни, позорит прах незабвенного предка Есентая, настала пора взяться за него.— Опасались:— Но с Али трудно найти общий язык, он ведь под горячую руку и выгнать может, и в голову чем-нибудь запустить, так что план оказания помощи нужно хорошо продумать. По отдельности каждому из нас он не подчинится, но если мы, как потомки одного предка, нагрянем все вместе, навалимся на него разом, едва ли он посмеет бросить камень сразу во всех!»
В следующее воскресенье, в шесть часов утра, на месте, где Али строил дом, собрались все потомки славного Есентая — молодые и старые, дочери и сыновья. Пришли и те, кто еще катается на жеребятах, и те, кто уже не может передвигаться без посоха. К этому наступлению, видно, тщательно подготовились, потому что одновременно подогнали к стройке две машины шифера, две — теса, машину красного кирпича, две машины лесу для чердачных переплетений и карнизов, а также привезли цемент и песок. Только работоспособных молодых мужчин оказалось не меньше двадцати, не говоря уже об остальных: чернобородых, белобородых, пожилых женщин и молодух, снох, подростков, малых детей. На пригорке возле речки соорудили навес — столовую, там же аксакалы создали «штаб»; два барана-двухлетки попали под нож; заранее получивший за свои труды, объявился гармонист. При виде этого нашествия Али взбесился, будто на него напало полчище черных ворогов, заорал, стал звать на помощь, даже выкрикнул пару крепких ругательств, но его никто не слушал, и когда рыжий Иван стал ему втолковывать, мол, надо бы радоваться такому единодушию есентаев,— он был послан куда подальше.
Наконец один из довольно злых стариков, увидев, что Али не успокаивается, а продолжает пускать пузыри, приказал:
— Свяжите его!
Но более разумный и гибкий старик подал другой совет:
— Лучше напоите его хорошенько.
Из двух приговоров Али больше подошел второй. Когда незадачливый строитель чокнулся по очереди с десятком молодых мужчин, силы стали оставлять его, глаза Али покраснели, он начал давать советы, как жить, а когда совсем размяк, полез целоваться с некоторыми сородичами. Потом Али без всякой причины заплакал и наконец уснул.
Начиная с этого воскресенья, он стал как шелковый; есентаи, больше не опасаясь ругательств, по очереди зазывали его в гости на ерулик — соблюдался обычай накрыть стол для соседа-новосела; давали добрые советы, которые сводились к одному: строительство дома закончено, пора закрепить порог, то есть жениться, пусть на руку старой Ильмес сядет наконец птица счастья. Все это Али выслушивал спокойно и даже соглашался.
Осталось только побелить и покрасить дом, а все остальное уже звенит, все готово. И четыреста рублей, что Али берег на шифер, лежат, неизрасходованные, в кармане. На .них можно съездить в Ортас и привести за руку Разию: мол, у меня — сын, у тебя — дочь, вот мы и квиты. Правильно люди говорят: чем болтаться в городе бездомным бродягой и пачкать бумагу, лучше зажить в ауле с семьей и детьми. Уж с университетским-то образованием он найдет здесь работу учителя!
Али решил пока никому не раскрывать свое намерение: родичи начнут судачить, дескать, она уже была у чьего-то порога, еще и сироту с собой приведет, и тому подобное.
«Поставлю их перед фактом, привезу и скажу — любите и жалуйте. Ничего, постепенно привыкнут!»
Али нарядился как на свадьбу: к дорогому костюму из бежевой шерсти очень подошли темно-желтые туфли и коричневый в красную крапинку галстук. Волосы, которые он сбрил начисто перед началом строительства, были сейчас и не длинные, и не короткие, а как раз по моде.
Не привыкший таскать с собой сумку или чемодан, он вышел из дома налегке, как на прогулку. До районного центра добрался на газике Гали, а оттуда, оказывается, в Ортсас летал самолет, так что к обеду он уже был в городе.
Разии, конечно, в это время нет дома, размышлял Али, где она работает, он не знает, не спросил, кажется, сказала, что в кассе, а в городе чего уж много, так это касс, в какой из них искать? Нет, Али подождет до вечера, а потом пойдет к Разии и скажет: кончай разговоры, собирайся! Разия обрадуется, заплачет. Две половины — одно целое, мы еще сможем создать семью, скажет Али. Он так решил, так и сделает!
О том, что Омара на сессии освободили от обязанностей председателя горсовета, он читал в газете, но не думал, что дело передадут в суд. Об этом он услышал в ресторане от соседей по столику и не знал, верить или нет. Известие неприятно поразило Али: такой уж он человек, если кго понравится, душу может отдать, а если возненавидит... Но он не умеет ненавидеть и, кажется, мучается от этого.
Выйдя из ресторана, он решил разыскать Омара. Позвонил на квартиру, но женский голос сделал ему выговор:
— Не знаю, где он, дома нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164