— кричит он. Аспанбай протягивает ему руку, и в тот же миг тяжеленный Али повисает на нем; ракета набирает скорость, со свистом бьет в лицо холодный ветер, они несутся по голубому прозрачному небу, рассекая белые, словно молоко, облака; левая рука Аспанбая, кажется, сейчас сломается; правую стянула судорога; Аспанбай смотрит на землю, земли нет. За его руку держится Али, за руку Али еще кто-то, а дальше — целая цепочка людей. «Как же это я всех держу?»— думает Аспанбай, а ракета поднимается все выше; правая рука онемела, левая вот-вот оборвется...— Держи, не отпускай!—кричит Али.— Коке, что же мне делать, я больше не могу! Вы же упадете, разобьетесь вдребезги... Ко-ке!.. Пальцы стали отрываться от поручня, сколько людей должно сейчас упасть! Рука Али становится влажной и выскальзывает из руки Аспанбая.— Ко-ке!—и он заревел от ужаса...
Тут Аспанбай проснулся и увидел, что они с Иваном и Али лежат на стоге сена, но никто не спит, видимо, он своими стонами разбудил их. Аспанбай, оглядевшись кругом, обрадовался, что все только приснилось, и вытер рукой влажный лоб.
— Ох, дядя! — только и сказал он. У него уже стало привычкой сдерживать слова, готовые сорваться с языка.
Иван-печник спросил, протирая глаза:
— Ты чего кричал?
— Да так, ничего...— отмахнулся Аспанбай.
Они собирают подушки, одеяла, слезают со стога; сойдя вниз, друзья умываются в реке и движутся к «объекту».
Скоро рассвет, сейчас четыре часа утра; в пять приступят к работе, в восемь позавтракают, отдохнут немного, и снова работа до одиннадцати; шесть часов — наша дневная норма, говорит Али. После одиннадцати занимаются ничуть не более легким делом: ищут стройматериалы, а с двух до пяти обязательно спят — мертвый час.
Установившийся за последние десять дней режим сегодня был нарушен; когда они, искупавшись в реке, направлялись к своей стройке, навстречу вышла жена Жами— Балзия: ага, зайдите в дом, попейте чайку; Али согласился, хоть и продолжал злиться на брата,— пожалел сноху, стыдно стало отказываться. Ну что, пойдем, ребята? Если со своими братьями поцапался, то сноха-то при чем? Попьем чайку, закусим. Иван ответил, мол, тебе виднее, нам-то что, заодно и поедим вкусно, ты поссорился — не мы. И они, весело разговаривая, вошли в дом. Первый, кого они увидели в комнате для гостей, был Жами, он скромно сидел в уголке, точно был не хозяином, а гостем; Жами протянул руку навстречу Али, ассаламагалейкум, ага... но тот ударил брата по рукам и грозно сказал:
— Женге, выгони этого подлеца, не к нему пришел — к тебе! Иначе не притронусь к пище в твоем доме!
Балзия покраснела.
— Ты выйди пока,— сказала она мужу, и тот повиновался.
— Посмотрите на этого умника,— возмущался Али, усаживаясь,—хочет так легко помириться, нашел дурака, готового из-за чая расплавиться! Но ты, Балзия, не обижайся! Ты ничем не виновата. Пусть потомки Есентая грызутся между собой, превращаются в собак, ты тут ни при чем. Не смущайся, милая, готовь свою пищу!
— Сейчас, сейчас,— сказала Балзия и выбежала из комнаты.
Она моментально накрыла дастархан — скатерть, постеленную прямо на кошму, все, оказывается, было приготовлено заранее, подала жаркое — куырдак, на середину поставила бутылку прозрачной охлажденной «Экстры». ,
Иван поперхнулся:
— Сноха, что за искушение?
Балзия сказала, обращаясь к Али:
— Агай, с тех пор как вы приехали, ни разу не вкусили пищу в нашем доме. От стыда я готова провалиться сквозь землю, не обижайте меня.— Балзия скромно рассматривала свой фартук.
— Ладно! Иван, ты можешь не нить, ты, Аспанбай, и подавно, молод еще. Капли в рот пока брать нельзя. Пусть сегодня я один буду пьяницей.—Али налил до краев гранёный стакан, очистил луковицу, положил перёд собой.— Ну, ваше здоровье! — сказал он и с бульканьем вылил в себя все содержимое стакана. Все, до капли.
— Красиво пьешь, хозяин, мне даже завидно стало,— Сказал Иван.
За дастарханом они сидели более двух часов. Пили чай, куырдак, после куырдака Балзия подала вареную молодую баранину, после мяса пили кумыс, после кумыса— чтобы улеглась пища — опять чай. Словом, троица была в отличном расположении духа. Перед уходом Иван озадаченно сказал Али:
— А ты не хмелеешь, оказывается!
— От чего? От одного стакана? Это для нас только Смазка!
— Красиво пьешь, хозяин...
Они вышли на улицу и зашагали к стройке; Иван совсем сник, коё-как дождался полудня, а когда Али ушел, грустно сказал Аспанбаю:
— Я домой пошел. Что-то ломает меня от всего этого. Хозяин не знает про мою болезнь, объясни ему... Пусть меня не ищет, я сам появлюсь, а ты, Аспан, помоги ему...
— Хорошо, папа,— он так называл Ивана. С горечью посмотрел ему вслед и чуть не заплакал, видя, как отец.
Сгорбившись, идет к дому...
Окна закрыты, завешены чем-то черным, в комнате чернильная темень. Аспанбай шагнул через порог и, внезапно ослепив, остановился; закружилась голова, начало учащенно биться сердце. Когда привыкли глаза, увидел дядю Дли, лежавшего на кошме в углу. Али, уже начавший засыпать, встрепенулся: а, это ты, Аспанбай? Осторожно прикрыв плаксивую дверь, Аспанбай снял у порога ботинки, на цыпочках подошел к брошенному на пол стеганому одеялу и прилег. Вообще-то он днем не может, уснуть, ложится, так сказать, за компанию, а когда все засыпают, тихо, по-кошачьи уходит. Он бежит к своему холму на восточной окраине аула, выжидает время появления ракеты и провожает ее в . неведомый мир. Загадочные существа эти люди, трудно понять их, думает он. В голове у Аспанбая страшная путаница. Человек летит в вечно манящую темноту, а сам не следует за собой, у каждого человека — свой двор и дом, не может он покинуть их;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164