он прошел через сад, наполненный утренней свежестью, открыл калитку и, выйдя на улицу, увидел, как какой-то длинный точно жердь казах, по виду из аула, спорил с милиционером; Омар окинул эту сцену рассеянным взглядом и уж хотел было пройти мимо, но тут услышал, как длинный казах упомянул его имя.
— Омар Берденов— мой лучший друг, мой близкий родственник,— клялся он, пытаясь оттолкнуть милиционера и пройти в дом.— Знаешь ли ты об этом, почему не пускаешь меня?
— Может, вы и родственник, но родственник, находящийся в состоянии опьянения,— строго внушал ему милиционер.— Идите-ка своей дорогой.
«О, так это же Каракутан,— приглядевшись, Омар узнал бывшего односельчанина,— интересно, что он здесь делает?»
Каракутан при виде Омара осекся, сильно наклонился, рискуя потерять равновесие, выбросил вперед длинные руки и воскликнул:
— Омиш, Омиш, ассаламагалейкум! Омиш, ты узнал меня? Это же я! Помнишь Сомжурека?
— Какой Сомжурек? — весело спросил Омар, снимая с лица ледяное выражение.— Каракутан, что ли?
— Во-во! — радостно закивал тот, чуть не прослезившись от умиления, что Омар вспомнил его прозвище.
Каракутан презрительным взглядом смерил милиционера с головы до ног, как бы желая сказать: ну что, победил я тебя?! А потом, видно, чтобы окончательно уничтожить беднягу милиционера, обнял Омара и крепко прижался к нему.
— Здравствуй, брат мой! Наконец-то нам выпало счастье встретиться!
Омар невольно вздохнул.
— Ну что ж, проходи в дом.
Каракутан был пьян, маленькие глазки совсем потерялись на опухшем лице, крючковатый нос почти касался полного гнилых зубов рта; запах перегара, смешавшись с запахом горького пота, вызывал у стоящего рядом Омара тошноту. Придется вести его в ванную, дать во что-нибудь переодеться. Сауле, принимая Каракутана, скорчила гримасу, а Зауре испуганно спросила:
— Папа, почему ты говоришь, что вы вместе учились? Разве ты такой старик, как этот дядя?
Омар грустно улыбнулся в ответ. Видно, не будет пути, не повезет сегодня. А если не повезет Омару, то не повезет и Дикой улице.
Омар всегда держит в голове сотни неразрешенных проблем; он создает различные комбинации из цифр, фактов, событий, он решает задачи, связанные с судьбой города: складывает, вычитает, умножает, делит, меняет местами.
Сегодня Омар пришел на службу всего получасом позже, а приемная уже набита людьми; он ни на ком не останавливает взгляда, никому не уделяет особого внимания; это не зазнайство, нет, это лишь привычка, подсказанная многолетним опытом; если кого-либо выделить, отличить от других, случится беда, в этом смысле Омар суеверен,— полетят планы, нарушатся сами намерения; поэтому Омар знает: лучше кивнуть всем пройти мимо к себе в кабинет. Кто, откуда и по какому делу — и так доложит исполнительная девушка-секретарь. Омар надолго устраивается в кресле, начался рабочий день.
Дел много, исполнитель один. Сотни проблем возни кают перед Омаром в течение дня, и если ему удается решить хотя бы одну из них, он считает, что день прошел не напрасно. Первые полчаса Омар просматривает бумаги. Стоит раскрыть какую-нибудь — и она начинает говорить: одна пугает, угрожает, другая смешит; одна высказывает пожелания, другая пытается отвертеться от выполнения; одна хочет понравиться, другая бесится от злости; одна молит со слезами, другая глядит свысока; одна честна, другая хитрит—каждая имеет свой характер. А если не найдешь с бумагами общий язык — берегись: то ли возьмешь грех на душу, то ли бумаги, сплотясь, двинутся против тебя.
Необходимо быть внимательным, Омар внимателен к бумагам, они для него привычные противники, он находит приемы и умело борется с ними.
У председателя горсовета Омара есть уязвимое место— его сердце, мягковатое у него сердце, нельзя так, не такое бы нужно руководителю. Если кто придет к нему с просьбой, отказать для Омара — сущее мучение. Хорошо, когда можешь исполнить просьбу, утешить, а если нет? Если не можешь? Поэтому Омар и не любит дни приема посетителей.
Закончив с бумагами, Омар зовет секретаршу, говорит, какая судьба уготована каждой бумаге, узнает, кто ждет его у дверей, облегченно вздыхает, кажется, ни у кого не горит: двоих посетителей отправляет к заместителям, двоих— к начальникам отделов. Интересный все же народ пошел, считают, если падать, то с верблюда, идут ведь не куда-нибудь, а прямиком к председателю.
Назым, секретарь Омара,— красивая, воспитанная, но слишком уж тоненькая и изящная: ведь подуй только ветер, кажется, она и сломается. В Омара влюблена до смерти, он об этом знает, поэтому, разговаривая с ней, не смотрит прямо на нее, а при появлении Назым напускает на себя строгий вид: хоть и симпатичная девушка, хоть и приятна ему, а нельзя сокращать дистанцию, ведь, кажется, скажи он ласковое слово — Назым повиснет у него на шее. Надо перевести ее в другое место, думает он, а себе возьму кого-нибудь постарше, но каждый раз, увидев хорошенькое личико Назым, откладывает ее перевод.
Омар зовет девушку:
— Пригласи-ка ко мне Койшеке.
— Хорошо, агай.— Назым уже закрывает за собой дверь, но Омар, передумав, снова окликает ее:
— Погоди, ее зови... Сначала пусть зайдут Аблез Кенжеевич и Покатилов.
Аблез Кенжеевич — первый заместитель Омара — солидный, толстый человек; о его значительности говорит сама внешность Аблеза: и гордая посадка головы, и спокойный пристальный взгляд. Вот только волосы у него растут немного смешно, точно сосны в тундре: у корней густые, а кверху странно редеют. Аблез Кенжеевич с независимым видом вошел в кабинет, поздоровался с Омаром и с достоинством уселся в глубокое кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164