.. Все это отступало, уменьшалось, отходило в прошлое. Терентий с ужасом подумал, что может так и уйти из светлого мира, не попрощавшись, так и остаться навсегда в этой душной тесной комнате; он ворочал шеей, вглядывался в ночь за окном, надеясь высмотреть в мутном оконном стекле хоть клочок светлеющего неба, но тщетно: на Терентия снаружи давила темнота, словно окна были заколочены наглухо.
«Неужели и вправду?» — подумал он и повторил это шепотом. Даже сейчас, в тяжелую минуту, он не смог вспомнить имя своей жены; «эй, баба» — звал он ее обычно, так и теперь, ничего, кроме этого, не пришло ему в голову. «Эй, баба! Сдохла али как? — сказал он жалобно, с горечью.— Отвори хоть ставни...» Ставни и так были открыты, на дворе по-прежнему шел дождь; Терентий дополз до окна, встал коленями на стул, разбил стекло; в комнату
ворвались влажный воздух и капли холодного дождя; этот воздух, кажется, возвращал ему жизнь...
«Тьфу, черт!» — сказал Терентий и вышел во двор. Не обращая внимания на темную ночь, на потоки воды, льющиеся на него сверху, он направился к озеру; после тяжких дум, после смертной тоски в душной избе мрачные горы, обступавшие его, гудящая тайга, берег вздыхающего озера показались ему приветливыми, точно аул во время свадьбы; Терентию было все равно, что его рубаха промокла насквозь, напротив, хлеставший его дождь как бы подтверждал: ты не умер, ты жив!.. Так молодая жена, беспокоя, только ласкает.
У озера Самар Терентий зевал каждый бугорок, сейчас он безошибочно находил дорогу в полной темноте, знал, по какой тропке идет, возле какого останавливается дерева. Терентию казалось, что если он будет быстро двигаться вперед и вперед, то ему удастся уйти от гнавшейся за ним по пятам смерти, спастись. Озеро, волшебное мое озеро, бормотал он, ты будешь жить вечно, а мы все покинем тебя; он повторял то, что говорил днем, пьяный, Омару, другие будут ловить здесь рыбу, купаться в прохладной твоей воде, какая несправедливость! какая жестокость! Терентий быстрым шагом уже дошел до северного берега; дождь перестал хлестать спину, ветер внезапно утих, черные тучи наконец распоролись, и то там, то тут стало проглядывать голубое небо. Старик повернул назад, и когда прошел половину пути, небо вовсе сбросило ночное покрывало и стало похоже на сонного, вздрагивающего человека с сероватым лицом. Омарка-то уехал, вспомнил вдруг Терентий, верно, обиделся на меня! Что же это я напился так, словно пес? И на охоту не проводил его... Прости меня, Омарка, как же было не выпить в память об Ахане? Я ведь ждал тебя, специально поставил на медведя петлю, специально для тебя!.. Тьфу, черт! Зачем же я напился! Не смог даже Омарку в лес проводить...
Мысли о медведе, который уже должен был попасть в поставленную Терентием петлю, понемногу исправили тяжелое настроение старика; постепенно отступили философские мысли о неизбежности конца человеческого бытия, призрак смерти растворился в прозрачном воздухе; теперь Терентий думал я жизни: о медвежьей шкуре, о медвежьей печени — драгоценном лекарстве, о деньгах, которые получит, продав все это; старик стал прикидывать, сколько запросить, и так, строя планы, не заметил, как снова очутился возле своей избы. Во дворе висели рыбацкие сети; Терентий тут же вспомнил о сети, поставленной в камышах; на рассвете выйдет на жар сазан, сеть наверняка уже полна рыбы. И эта мысль наполнила теплом сердце старика. Он спешно зашагал к озеру. Разве не будет доволен старый друг Самурат, если Терентий бросит на его телегу пару мешков рыбы! Пусть порадуется!
Терентий принес во двор два мешка рыбы, специально для гостей сварил на костре уху, направился в избу, чтобы разбудить Самурата, и вдруг увидел молодого человека, который, согнувшись, выходил из леса. Старик насторожился:
— Кто ты?
— Аспанбай...
— Какой Аспанбай?
— Из аула Тоскей.
— Что ты делал в лесу в такую рань?
— Мы тут... попали в ужасную историю...— Аспанбай умел логично мыслить, но гладко выразить свои мысли не умел. Заикаясь, путаясь, он рассказал, что знал и что видел. Рассказ Аспанбая про «дядю Али» Терентий так и не понял, потому что не знал никакого Али, а «люди, спустившиеся с неба», совсем сбили с толку лесника. Из немногословной речи Аспанбая он только извлек, что в петлю попался медведь и что кто-то ранен. Поев ухи, проводив Самурата с сыном, Терентий сказал Аспанбаю:
— Ну, парень, теперь пошли посмотрим, о чем ты тут болтал...
И они направились к месту, где вчера произошло страшное событие. Когда старик увидел уткнувшегося носом в землю медведя, то чуть не лишился сознания от радости; он забыл даже слова Аспанбая «пуля попала в человека», забыл про своего Омарку, для которого и поставил на медведя петлю. Быстро и нетерпеливо управился Терентий с трофеем: снял шкуру, разобрал тушу, отделил от нее суставы, сложил все это в мешки и подмигнул Аспанбаю: лучшего корма для свиньи и не придумаешь! Они подобрали ружья, валявшиеся в разных местах, вытерли их, повесили на плечи Аспанбаю; мешки Терентий взвалил на себя, шкуру отдал Аспанбаю. От радости, от хорошего настроения, нахлынувшего на него, Терентий чуть не запел на ходу: лучшего корма для свиньи и не придумаешь, но, вспомнив о привезенной Самуратом свинье, он вспомнил и самого Самурата, вспомнил его сына, сопляка Жалгаса, который приехал, чтобы занять его место, и понял: дума, что грызла его сердце со вчерашнего дня, была думой о Жал- га се, думой о том, что Терентий остается за бортом жизни; старик постарался убежать от этой думы, переключиться на другое, но не вышло. «Неужели дни мои миновали, неужели нет для меня пути, кроме как в объятия черной земли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164