Она вспомнила маленький городок на берегу озера Иссык, маленькую церквушку и колокол, который на закате нежно позванивал, созывая жителей предгорья на молебен. Вспомнила она и как ее сватали. Она помнит, как улыбнулась, увидев своего будущего мужа, он сидел за дощатым столом, вытянувшись, словно проглотил скалку, а дальше в памяти осталось то, как они стояли в церкви перед священником.
Анастасия Ивановна преклонила колени перед божьей матерью и взмолилась:
— О пресвятая богородица, пошли здоровья Машеньке, а если у нее есть дети, то пошли здоровья и им! Пошли здоровье моему внуку, пусть он не будет таким жестоким, как его мать, моя невестка. Убереги от нечисти его ангельскую душу. Дай счастье моей, хоть и не рожденной мною, дочери Раисе, дай здоровья Гуле, Аспанбаю, Алику. Прости нас, грешных, и наставь на путь истинный!
Анастасия Ивановна вернулась домой просветленной и помолодевшей. Райгуль обняла ее за плечи и закружила вокруг себя.
— О, как вы помолодели в церкви! Если каждый раз так будете молодеть, то мы вас скоро выдадим замуж! — смеялась она.
Ребенок еще, подумала старушка, неразумный ребенок. Откуда ей знать, что я прощаюсь с жизнью, прощаюсь с нею самой?..
Поздно вечером она погасила свет и, не снимая той одежды, в которой ходила в церковь, залезла под одеяло, сложила руки на груди, закрыла глаза: «О господи, возьми мою душу, а всех живых не оставь своими милостями!»
Возможно, истинно верующий человек, внушив себе, вот так и может уйти в другой мир, но в это время Райгуль во сне застонала, заплакала. Анастасия Ивановна встала, намочила край полотенца, положила ей на пылающий лоб. Девушка вся пылала. Решив, что следует вызвать врача, Анастасия Ивановна разбудила Аспанбая. Он пришел, сел на край постели Райгуль. Та вздрогнула, открыла глаза, подняла голову, испуганно посмотрела, обвила его шею руками и заплакала. Потом сказала что-то Аспанбаю.
— Что случилось? — спросила Анастасия Ивановна.
Аспанбай смущенно ответил:
— Она видела во сне, что я умер...
— Да убережет тебя господь! — перекрестилась старушка.— Значит, долгая у тебя будет жизнь!
Когда окно стало светло-голубым и все успокоилось, старушка опять забралась под одеяло и только произнесла: «О господи!» — как послышался стук в ворота. Наверно, к Абдулле-турку кто-то приехал, решила Анастасия Ивановна и опять произнесла: «О господи...»
Раздался тихий стук. Старушка взглянула в окно и в ужасе закрыла глаза: на синем стекле вырисовывалась тень. Черная тень в виде огромного креста! А-а... вот как приходит смерть! — она приготовилась отдать богу душу, но в окно опять постучали, и тут же послышалось:
— Простите, пожалуйста... Анастасия Ивановна здесь живет? — Это был голос падчерицы Машеньки.
Боже, какое обличье принимает курносая, содрогнулась старуха, но что это? Опять голос Машеньки, да так похож! Неужели она сама? Но откуда ей тут взяться? Нет, это смерть меня кличет. Анастасия Ивановна прислушалась и закричала что было сил, не помня себя от радости:
— Машенька!
Она бросилась к двери, и через минуту темная мазанка превратилась в шумный базар. Когда две женщины стали говорить, перебивая друг друга и утирая слезы, голубое алма-атинское утро как бы прислушивалось к ним с тихой печалью-радостью. Проснулись и молодые. Оказалось, что приехала падчерица Машенька из Фрунзе. Хотя имя ее произносилось с окончанием на «енька», это была грузная, пожилая, седая женщина. Было трогательно смотреть на громоздкую тетушку в платке, плачущую как ребенок. Когда обе женщины немного пришли в себя от потрясения, Машенька кое-что рассказала. Невестка Анастасии Ивановны написала, что свекровь разобиделась и уехала во Фрунзе. Машенька стала ждать Анастасию Ивановну, время шло, но той все не было. Хотела заявить в милицию, мол, пропал человек, но тут получила письмо с почтового отделения (она назвала отделение, где работала Райгуль), какая-то девушка просила сообщить, приносят ли пенсию на имя Анастасии Ивановны Лопатиной, и если приносят, то пусть переведут по такому-то адресу.
Машенька так волновалась, так боялась снова потерять свою дорогую мачеху, что тут же стала торопить Анастасию Ивановну: одевайся, поехали! Но Анастасия Ивановна сразу уехать не согласилась:
Ж
— Как же так? Здесь же у меня целая семья. Надо же их согласие получить, да и с Аликом нужно попрощаться...
Аспанбай позвонил из автомата на квартиру Али, но жена его «дяди» ответила:
— Что ты у меня спрашиваешь? Наверно, шляется где- нибудь! — и бросила трубку.
Анастасия Ивановна так и уехала, не попрощавшись со своим Аликом. До самого последнего момента все прислушивалась к стуку калитки, скрипу дверей, все вздрагивала: приехал! Сварилось мясо, хлопнула пробка от шампанского —- Али не было. Молодежь проводила женщин на автовокзал:
— Будь здорова, мамочка, обязательно пиши по адресу, который я дал! — сказал Аспанбай, обнимая старушку за узенькие плечи; нагнувшись, подставил ей лоб для поцелуя.
Девушки обмакнули ресницы в озеро слез...
Таким образом, старая женщина, страшившаяся потерять семью, боявшаяся остаться в одиночестве, когда молодежь разлетится, первой покинула свитое своими руками гнездо. Дней через десять после ее отъезда собралась к себе в аул и Райгуль.
Разговаривая, как правило, на птичьем языке-посвисте, молодые на этот раз положились на язык человеческий.
— Прошу тебя,— сказала Райгуль,—не обращай внимания на сплетни, будь выше. Если даже будут шептаться, что ты в нашей семье зять-примак, все равно терпи. Поговорят, посудачат да и перестанут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164