— Пусть твой сын готовится к приемным экзаменам. Г1о языку и истории мы ему поможем,— сказал он.
Каракутан, оказывается, только этого и ждал. Услышав слово «поможем», не смог скрыть радости.
— О дорогой мой Омиш! Дай я поцелую кончик твоего носа! — воскликнул он и, подойдя к Омару, обслюнявил его нос. Затем он сел на свое место, засунул руку во внутренний карман, вынул три толстых пачки красных купюр и бросил на стол.— Омиш, я знаю, что ты не возьмешь от меня, но уж такое время... Угости преподавателей, корми
их, пои, заталкивай им в глотку. Вот здесь три тысячи... Возьми на расходы.
В прошлый раз, когда разговор зашел об этих трех тысячах, Омар рассердился, его заколотило, но сейчас он заулыбался: этим тысячам, лежащим на столе, предстояло выполнить благородную миссию — спасти Омара от мучений. Он пошел в ванную, умылся, взял со стола деньги и положил в карман, позвал Каракутана и его способного сына пройтись по городу. Он довел их до большой гостиницы в центре, о чем-то пошептался с дежурным администратором, посадил отца и сына на диван, а сам пошел в почтовое отделение, находящееся в цокольном этаже. Через некоторое время, улыбаясь, вернулся. Идем, сказал Каракутану. Они поднялись на третий этаж; дежурная, узнав Омара, засуетилась, он протянул ей два направления, взял два ключа, разместил Каракутана и его сына в двух соседних номерах. Сказал:
— Ты на меня не обижайся, сына твоего я беру под свою опеку. Вот квитанция, тридцать дней эта комната в твоем распоряжении. Вот холодильник, вот телевизор, вот телефон.— Предупредил: — Соседний номер Беркбола, не мешай ему заниматься.— Объяснил: — Вот сберкнижка на твое имя, в ней три тысячи. На первом этаже гостиницы самый шикарный ресторан в Ортасе. Ешь, пей, гуляй, веселись!— Посоветовал: — Одежду, которая на тебе, спрячь в чемодан. Сейчас купим тебе два костюма. Носи их по очереди.
Устроив, таким образом, отца и сына, объяснив, как открывается и закрывается номер, как включить холодильник, как пользоваться телефоном и телевизором, где умываться, где выкупаться, все показав, он повел их в универмаг. Потом пошли в ресторан при гостинице. Омар стоически перенес то, как забегали работники ресторана узнав его, как они удивились и растерялись, как сидящие за столиками поглядывали в его сторону, только что пальцами не показывали. Каракутана он угостил водкой, себе налил коньяку, но не пил, а лишь чокался и пригубливал. Каракутан не успокоился до тех пор, пока у него не стал заплетаться язык. Он с удовольствием опрокидывал рюмку за рюмкой, а когда дошел до точки, Омар отвел его в номер и уложил в постель. Беркболу из самых трудных выбрал десять задач. «Завтра приду проверю». И ушел.
Когда пересекал центральную площадь, навстречу попалея Койкелди. Омар его терпеть не мог, но Койкелди это не волновало.
— Нагаши! Айналайын! Вот встреча! Как семья? Жена, дети здоровы? Как сам? Здоров? — пристал он к Омару. На Койкелди зеленая велюровая шляпа. Поля ее будто кто-то окунул в нефть, все пропитались потом, засалились: из-под них сверкают белки глаз, лицо у Койкелди в оспинах. Одет во френч, видимо, когда-то он был бежевый, а теперь стал коричневым. Галифе. Сапоги. Койкелди считает Омара своим нагаши — дядей по материнской линии — лишь потому, что его мать родом тоже из-под Аулие-Аты. На этом основании он где только можно утверждает, что они с председателем горсовета родственники.
Вот ведь как бывает... Даже вида иного человека не переносишь, а не можешь ему сказать — уйди, не можешь оттолкнуть. Добрый я, видно, человек, подумал Омар, кто меня родичем назовет, перед тем и таю.
— Айналайын, нагаши! Я ходил к вам в горсовет, но, оказывается, вы ушли в отпуск. Кое-кто даже распускает слухи, будто бы вас... э... того... с работы сняли... Не знаешь, кому и верить. Мне-то все равно. Для меня важно, чтобы вы были здоровы, а остальное приложится! — Последние слова он произнес таким искренним тоном, что Омар по-настоящему был ему благодарен.— А искал я вас, чтобы позвать в аул. Поедем, отдохнем, на зеленой травке поваляемся, а? Поехать есть с чем... Места в Тасжаргане сами знаете какие красивые. Сами в прошлый раз назвали их земным раем...
Что он мог сказать на это, кроме слов благодарности? Пообещал, что обязательно поедет, только так и отвязался от Койкелди.
И вот чудом отделавшись от Каракутаиа и Койкелди, он облегченно вздохнул, пришел домой, взял пятую из желтых тетрадей в кожаном переплете, приложил ко лбу, трижды поцеловал, раскрыл, посидел, почитал. До вечера сидел, всю ночь сидел — ничего не вышло. «Неужели плохо выспался? Или подействовали слова Койкелди, что с работы сняли?»—подумал он. Лег в постель, когда забрезжил рассвет, и проспал весь день до заката солнца. Проснулся с головной болью, умылся, привел себя в порядок и опять сел за стол. Просидел весь вечер, просидел ночь, ничего не вышло; караван, который подошел было к самым воротам Города, рожденного миражем, дальше не хотел двигаться, застрял. На первой странице пятой тетради вроде бы на
метилась развязка запутанных узлов; он всеми печенками чует, что осталась совсем незначительная часть пути, ее мог бы одолеть и ягненок. Вот-вот караван подойдет к намеченной цели, и пусть тогда хоть падает на землю без сил. Пусть падает, но пусть дойдет. Два дня он ломал голову, чуть не сломался сам, а караван — караван его мыслей — так и не сдвинулся с места.
Что за беда? Мой мозг утомился или я как ученый выдохся? Неужели, Омар, ты мог выдохнуться почти у самой цели?— мучился он. Перелистал все четыре тетради, разглядывал, анализировал и так и эдак, раскрыл пятую, перечитал первые несколько страниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164