ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Перестань, говори, что тебе? — Жена молчит.— Перестань, Алия! — будто бы говорит он. Жену зовут Алия. Друзья дали им общую кличку: Али-Али. Алия подходит ближе, кладет руки ему на плечи.— Отойди! — противится Али, но в голосе нет уверенности. Улукбек исчез. Исчезла река, горы сровнялись с землей; они остались одни. Алия берет его за руку, тащит сквозь какие-то заросли, они выходят на поляну, хотят сесть на землю, но рядом кто-то. Он засучил брюки до колен и месит глину. Али и Алия идут дальше, быстрей и быстрей. Она почему-то спешит, задыхается, держится "за сердце, тащит Али изо всех сил. Он не успевает, отстает от нее.— Фу, сатана, больно руке, отпусти,— смеется он. Она тоже смеется, звонко и ласково. Вот какое-то полуразрушенное здание. Двери сорваны с петель. Нет стекол. Али и Алия некоторое время стоят возле дома. Отдышавшись, входят внутрь. Там грязно, тоскливо, в воздухе — пыль, запах затхлый, нежилой. Спешат выйти наружу. Вдруг опять навстречу этот кто-то. Пойду к нему, поговорю! — и Алия исчезает. Он стоит и ждет. Нет Алии. Вроде бы она и вернулась, но он чувствует, что ее нет. Из зарослей слышатся шепот, дыхание, смех. Звуки становятся все громче, громче и будят его...
Желая сохранить впечатление, увидеть продолжение сна, Али некоторое время лежал не шевелясь, с закрытыми глазами,— ведь Алия должна вернуться,— но сон ушел, и Али, сев, осмотрелся вокруг.
Кровать Мираса пуста, застелена. Глубокая ночь, в гостиной полно людей, горит яркий свет, до Али через приоткрытую дверь доносятся перебивающие друг друга голоса, хохот, веселье. Этот шум в соседней комнате раздражает Али. Его не тянет к людям. Ему хочется тихо лежать, снова заснуть, снова увидеть исчезнувших Алию и Улукбека. Бедный мальчик, соскучился, все время ластился, обнимал за шею — папа, папа. Как вспомнил Улукбека, такая напала тоска, хоть волком вой, будто на части рвали душу. Прошлое не воротишь, сам в прошлое не воротишься — нет пути. Они с Алией своими руками оттолкнули лестницу, по которой взобрались на скалу. Аслово у Али жесткое. Он не хотел уходить. Но ушел — не вернется. Пусть не прав даже, теперь уж от своего слова не откажется.
Али лежит и вспоминает о минувших событиях, смотрит на них взглядом стороннего наблюдателя. Нет, он ни при чем, он сделал все, чтобы сохранить семью. Он и молил Алию, и грозил ей, разве она послушала? Разве поняла? Правильна поговорка: без ветра трава не колышется. Верил он Алии, словно себе верил. Да только как приедет из командировки — соседи издевательски улыбаются за спиной. Разве можно это вынести? А кривоногая Уали? Пришла в дом, давай сочувствовать: Алия, такая-сякая, позорит тебя, славного парня. Стал он ее слушать? Стал поддакивать? Нет! Выгнал, рассвирепел: моя семья, мне и решать, защищал Алию, а у самого в глазах потемнело. Однажды выпил вина у друзей, горько, нет мочи терпеть, пришел домой; эй ты, кричал в исступлении, мы же из Улукбека сироту делаем! Но она не отвечала, только плакала и смотрела с ненавистью.
Али тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок. Почему? Почему так сложилась жизнь? Ведь он не был жестоким, глупым. Ведь он был честен...
Али вздыхает, но через мгновение решительно сводит брови. Судиться буду, но сына отберу. А потом сяду писать свою настоящую книгу. Творчество — это и есть жизнь. Это и труд, и отдых, и будни, и праздник, и забота, и наслаждение, и счастье, и страдание.
У Мираса был тонкий слух. Даже из соседней комнаты он услышал, как скрипнула кровать, на которой заворочался Али. Мирас радостно объявил:
— Ура, друзья! Проснулся наш классик. Сейчас я вам его представлю.
«Вот собака, и вправду к гостям потащит!»
— Али-ага, вставай! Сон, что ли, интересный увидел?
«Надо же, догадался!»
Мирас изо всех сил тормошил его, будто специально, чтобы собравшиеся в гостиной слышали, говорил неестественно громко:
— Ну встань, пожалуйста! Гости тебя ждут и мечтают увидеть живьем. А наша красотка Улмекен так и заявила: взглянуть бы на него одним глазком — и помереть не жалко. Правда, Улмекен?
— Правда, правда,— донесся из гостиной женский голос и тут же утонул в общем хохоте.
Али окончательно проснулся и уж не знал, сердиться ему или нет.
— Оставь меня, Мирас. Иди к гостям. Я сейчас, дай хоть одеться, умыться. Не голым же выходить к людям.
— Уговорил, только поживее! — приказал Мирас.
Умываясь, Али думал о том, что Мирас конечно же успел много порассказать о нем. Наверняка травит анекдоты из его, Али, жизни, тут же, на месте, выдуманные самим Мирасом. А гости веселятся не столько от выпитого, сколько от Мирасовых баек. Уж Али-то хорошо знает острый язычок друга.
Неохотно улыбаясь и щурясь от яркого света, лившегося из огромной сияющей люстры, Али вышел в гостиную и уселся на почетное место рядом с Мирасом. Гости смотрели на них с любопытством. Хозяева принудили выпить штрафную.
Мамыржан представил ему гостей. Здесь, как оказалось, собрались люди не простые, а полезные Мамыржану. Первый — глава городского управления торговли, непосредственный начальник Мамыржана. «Нужный человек»,— отметил Али. Второй — начальник торгово-транспортного отдела горисполкома. «Тоже неплохо»,— подумал Али. Третий — начальник контролирующей организации. «Подходит»,— сказал себе Али. Четвертый — начальник всех ранее представленных начальников. «Ну, это просто отлично»,— Али обратил внимание на то, что все присутствующие начальники похожи друг на друга как две капли воды: тучные, чугунно-черные, в чесуче. За столом сидели и их жены. Трое из них, точно коронованные особы, повинуясь неизвестно кем изобретенному этикету, были одеты на один манер:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Желая сохранить впечатление, увидеть продолжение сна, Али некоторое время лежал не шевелясь, с закрытыми глазами,— ведь Алия должна вернуться,— но сон ушел, и Али, сев, осмотрелся вокруг.
Кровать Мираса пуста, застелена. Глубокая ночь, в гостиной полно людей, горит яркий свет, до Али через приоткрытую дверь доносятся перебивающие друг друга голоса, хохот, веселье. Этот шум в соседней комнате раздражает Али. Его не тянет к людям. Ему хочется тихо лежать, снова заснуть, снова увидеть исчезнувших Алию и Улукбека. Бедный мальчик, соскучился, все время ластился, обнимал за шею — папа, папа. Как вспомнил Улукбека, такая напала тоска, хоть волком вой, будто на части рвали душу. Прошлое не воротишь, сам в прошлое не воротишься — нет пути. Они с Алией своими руками оттолкнули лестницу, по которой взобрались на скалу. Аслово у Али жесткое. Он не хотел уходить. Но ушел — не вернется. Пусть не прав даже, теперь уж от своего слова не откажется.
Али лежит и вспоминает о минувших событиях, смотрит на них взглядом стороннего наблюдателя. Нет, он ни при чем, он сделал все, чтобы сохранить семью. Он и молил Алию, и грозил ей, разве она послушала? Разве поняла? Правильна поговорка: без ветра трава не колышется. Верил он Алии, словно себе верил. Да только как приедет из командировки — соседи издевательски улыбаются за спиной. Разве можно это вынести? А кривоногая Уали? Пришла в дом, давай сочувствовать: Алия, такая-сякая, позорит тебя, славного парня. Стал он ее слушать? Стал поддакивать? Нет! Выгнал, рассвирепел: моя семья, мне и решать, защищал Алию, а у самого в глазах потемнело. Однажды выпил вина у друзей, горько, нет мочи терпеть, пришел домой; эй ты, кричал в исступлении, мы же из Улукбека сироту делаем! Но она не отвечала, только плакала и смотрела с ненавистью.
Али тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок. Почему? Почему так сложилась жизнь? Ведь он не был жестоким, глупым. Ведь он был честен...
Али вздыхает, но через мгновение решительно сводит брови. Судиться буду, но сына отберу. А потом сяду писать свою настоящую книгу. Творчество — это и есть жизнь. Это и труд, и отдых, и будни, и праздник, и забота, и наслаждение, и счастье, и страдание.
У Мираса был тонкий слух. Даже из соседней комнаты он услышал, как скрипнула кровать, на которой заворочался Али. Мирас радостно объявил:
— Ура, друзья! Проснулся наш классик. Сейчас я вам его представлю.
«Вот собака, и вправду к гостям потащит!»
— Али-ага, вставай! Сон, что ли, интересный увидел?
«Надо же, догадался!»
Мирас изо всех сил тормошил его, будто специально, чтобы собравшиеся в гостиной слышали, говорил неестественно громко:
— Ну встань, пожалуйста! Гости тебя ждут и мечтают увидеть живьем. А наша красотка Улмекен так и заявила: взглянуть бы на него одним глазком — и помереть не жалко. Правда, Улмекен?
— Правда, правда,— донесся из гостиной женский голос и тут же утонул в общем хохоте.
Али окончательно проснулся и уж не знал, сердиться ему или нет.
— Оставь меня, Мирас. Иди к гостям. Я сейчас, дай хоть одеться, умыться. Не голым же выходить к людям.
— Уговорил, только поживее! — приказал Мирас.
Умываясь, Али думал о том, что Мирас конечно же успел много порассказать о нем. Наверняка травит анекдоты из его, Али, жизни, тут же, на месте, выдуманные самим Мирасом. А гости веселятся не столько от выпитого, сколько от Мирасовых баек. Уж Али-то хорошо знает острый язычок друга.
Неохотно улыбаясь и щурясь от яркого света, лившегося из огромной сияющей люстры, Али вышел в гостиную и уселся на почетное место рядом с Мирасом. Гости смотрели на них с любопытством. Хозяева принудили выпить штрафную.
Мамыржан представил ему гостей. Здесь, как оказалось, собрались люди не простые, а полезные Мамыржану. Первый — глава городского управления торговли, непосредственный начальник Мамыржана. «Нужный человек»,— отметил Али. Второй — начальник торгово-транспортного отдела горисполкома. «Тоже неплохо»,— подумал Али. Третий — начальник контролирующей организации. «Подходит»,— сказал себе Али. Четвертый — начальник всех ранее представленных начальников. «Ну, это просто отлично»,— Али обратил внимание на то, что все присутствующие начальники похожи друг на друга как две капли воды: тучные, чугунно-черные, в чесуче. За столом сидели и их жены. Трое из них, точно коронованные особы, повинуясь неизвестно кем изобретенному этикету, были одеты на один манер:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164