после работы он домой не торопится, велит ездить по улицам, заглядывает во все темные переулки и закутки, словно кого-то ищет, останавливает незнакомых людей, о чем-то их расспрашивает. Они обшарили весь город и стали объезжать ближайшие колхозы. Олег не осмеливался спросить, что же ищет шеф, но однажды любопытство заставило его пойти следом. Он услышал, как Досым спрашивал у встречных:
— Вам не попадался черный щенок со звездочкой на лбу? У него уши и хвост обрезаны...
Так они искали черного щенка полмесяца, снова обыскивая город, все пригородные хозяйства. Однажды, возвращаясь из дальнего аула, в котором они- увы, тоже не нашли щенка, обычно молчаливый начальник вдруг спросил у шофера:
— На что похожа вон та вышка?
Олег взглянул на телебашню и так и эдак, но подходящего сравнения не нашел. Смущенно признался:
— Ей-богу, не знаю, Досым Досанович!
— То-то! — обрадовался Досым.— И ты этого не знаешь, и никто в мире этого не знает. Знаю только я. Эта вышка похожа на язык кошки!
Душа Олега ушла в пятки...
То, что Омара хоть и не привлекли к уголовной ответственности, но с должности все же сняли, подняло дух Аблеза. Однако визит академика из Новосибирска показался плохим признаком: как бы Омар при поддержке такого покровителя снова не поднял голову. Если поднимет, добра от него не жди. Исчез бы он вовсе из города — спокойнее бы на душе стало. Но нельзя ждать у моря погоды, нужно что-то предпринять.
И в таких случаях Аблез всегда вспоминает Матекова...
О том, что на свете существует учитель Матеков, Омар не знает, а возможно, никогда и не узнает, но зато Омара знает Матеков, да еще как! Матекову известен каждый факт из биографии Омара. Эту свою осведомленность он считает то богатством, то бомбой за пазухой, которая в любой момент может взорваться. Чего стоит такой факт: мать Омара, брошенная, живет в Аулие-Ата, на руках какого- то родственника. Черствый, неблагодарный сын — иначе и не назовешь Омара. Разве этого недостаточно для еще одного анонимного заявления?
Когда Матеков читал решение сессии, то и радовался, и огорчался. Радовался, что он, незаметный человек, опрокинул такого -льва, а огорчался, боясь, как бы Аблез не сел в лужу: прошел слушок, что следствие по делу гибели школьника прекращается. Если так, то считай, что бог их с Аблезом покарал — Омар вряд ли вернется на прежнее место, но и сядет не ниже, чем прежнее. Страх стал душить Матекова, как лютый мороз, который перехватывает дыхание. Всю ночь он не сомкнул глаз, ворочался, охал, постанывал.
— Матеков, может, хватит? Спи! — рыкнула на него жена.— Кому-то нагадил, а теперь как виноватый щенок скулишь...
После этого окрика Матеков лежал тихо, перестал вздыхать и ворочаться, но уснуть так и не смог. То ему казалось, что кто-то подымается по лестнице, то — что со скрипом отворяется дверь в подъезде... И постоянно мерещится, что это идет Омар. Под утро, кажется, задремал, но вдруг откуда-то выплыли Нэля Самсоновна и Подкова и стали душить его. Он чувствовал, что умирает, что нужно позвать на помощь, силился закричать, но не мог.
— Месяц не спишь, несчастный, так ведь и помереть, можно, всю ночь стонешь! — Катира, тряхнув гривой волос, ушла из спальни. Хороша, гибкая талия, тонкое прозрачное белье. Тоже не успокоится, пока не доконает его, Матекова. Ему захотелось догнать жену, схватить за горло и, не дав даже пискнуть, задушить, но Матеков тут же испугался своих мыслей, так и затрясся весь. «Интеллигентный человек никогда не поднимет руку на свою жену!» — стал он уговаривать сам себя и повторил эту фразу мысленно раз сорок.
Рыча друг на друга, они кое-как закончили утреннюю трапезу. Катира ушла на работу, а Матеков остался упиваться горем брошенной несчастной старухи — матери Омара. Но сегодня что-то рука двигалась без настроения, писалось плохо, жалостливые слова не шли в голову. «Надо посоветоваться с Аблезом Кенжеевичем»,— решил он, оделся и вышел из дома. Ласковый день, теплое солнышко не подняли ему настроения. Черный туман в черной душе вырвался наружу и заволок чернотой весь мир. Яд, переполнивший Матекова, готов был пролиться на любого встречного.
Аблез Кенжеевич даже не пригласил его присесть, не поднял уткнувшихся в газету глаз:
— Ну?
— Омар бросил на произвол судьбы старуху мать.
— Это я и без тебя знаю.
— Ну что, поднять этот вопрос?
— Почему меня спрашиваешь? Кажется, из твоих рук еще не вырвали карандаш.
— Конечно.
— Тогда в чем же дело?
— Хорошо. Будьте здоровы, Аблез Кенжеевич...
— Стой! Ты разыщи этого Ниеталиева... Мямля несчастный! Даже заявления как следует написать не может. Вместо того чтобы написать, что Омар стрелял из мести к нему, нагородил черт-те что. Помоги ему. Намекни, что Досым, начальник его, пошатывается. Место наверняка скоро освободится.
— Понял...
— Иди, иди!
— Уже ушел! Будьте здоровы.
— Вежливый ты какой...
Матеков только издали видел Мамыржана, лицом к лицу с ним никогда не сталкивался. Со стороны Мамыржан производит впечатление уверенного человека, знающего цену своему слову. Как найти к нему подход? Матеков ломал голову полдня, на службу звонить опасался, долго ходил по парку, наконец собрался с духом и вошел в будку телефона-автомата.
Но оказалось, что опасения его были напрасны. Мамыржан обрадовался.
— Надо встретиться,— коротко сказал Матеков.
— Хорошо! Где? — сразу же согласился Мамыржан.
Матеков назвал среднюю из трех скамеек у летнего кинотеатра, но с задней стороны. Душа как-то сразу успокоилась, когда он увидел спешащего, то и дело оглядывающегося человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164