Ей показалось, что так было уже давно — она ласково клала ему голову на грудь, а он с лаской привлекал ее к себе...
— Выходит, это не я котенок, а ты — кошечка...
Когда они стояли вот так, полуобиявшись, подошла молоденькая медсестра в ослепительно белом халате. Сказала с напускной строгостью:
— А ну, Саша, марш в палату! Тебе нужно лежать.
Что-то опасное для себя почувствовала Райгуль в хорошенькой медсестре. Она ответила с неприязнью в голосе:
— Его зовут не Саша, а Аспанбай!
Сестра оказалась не из робких:
— А он сам меня просил так называть! — И, как бы желая закрепить за собой победу, повернулась и пошла, гордо подняв голову и покачивая крутыми бедрами.
Для Райгуль начались дни, полные противоречивых решений и поступков, томительной бессонницы. Она давала себе слово больше не ходить в больницу: какой прыткий этот дада! Стоило коснуться его головой, как он стал обниматься! Но проходил день, и она мчалась сломя голову к Аспанбаю, ибо что-то таинственное было в его объятии,
она это чувствовала всем своим существом, это мешало спать. Гульмайран опять сказала испуганным шепотом:
— Бедняжка моя, да ты совсем извелась! Всю ночь сегодня твердила его имя!
На этот раз она даже не рассердилась на подругу. Она опять побежала к Аспанбаю, вся дрожа и волнуясь. Он снова встретил ее у окна, опять она положила ему голову на грудь, а он тихонечко просвистел мотив знакомой песни; «Ты обещала не опаздывать, но не сдержала слово, а я истосковался по тебе». Райгуль засмеялась и совсем неумело тихонечко напела-насвистела в ответ: «Что же мне делать? Как быть нам?» Оба довольны.
Вот так в истории любви человечества был изобретен еще один язык — язык мелодичного насвистывания. За несколько дней Райгуль превратилась в синичку.
Они гуляли по двору. Осень щедро стелила под их ноги золотой ковер из листьев. На ум Аспанбаю пришла песня, и он насвистел мотив: «Золотые листья осени...» — «Желтый цвет, осенний — цвет тоски, но он устилает дорогу к лучшим временам...» — поддержала его Райгуль.
Так повторялось несколько раз. Но вскоре Аспанбай объяснился не по-птичьи, а по-человечески:
— Врачи говорят, что мой организм оказался очень сильным. Раны заживают быстро, как на собаке. Скоро выпустят, да и мне тут лежать уже невмоготу.
К выходу Аспанбая из больницы готовились как к большому празднику. Райгуль трижды сбегала на базар, хотя достаточно было бы сбегать и один раз, поставила варить мясо. То и дело поглядывала в зеркало, надевала то один наряд, то другой. Анастасия Ивановна связала в подарок Аспанбаю безрукавку из козьего пуха; «сбросившись», девушки купили ему новый костюм. Все вещи разложили на его койке, как зайдет — сразу увидит.
После обеда «папка» привез Аспанбая в Татарку. Сам, кажется, был чуть навеселе, в карманах у него оказалось две бутылки коньяка. Он привез с собой высокого человека. Зовут Мирасом, наверное, шофер, он сидел за рулем. Они загнали «Волгу» во двор и выставили как напоказ.
Когда было съедено мясо, выпит бульон и «папка» Али со своим длинным спутником стали выяснять, есть ли жизнь на других планетах, Райгуль вышла во двор. Словно что-то предчувствуя, за ней вышел Аспанбай. Райгуль знаком попросила его нагнуться и поцеловала в горячие губы. Поцеловала и убежала в дом.
Наверное, сердце чувствует неминуемую беду. В последнее время оно ноет и ноет, будто плачет. Да... распадется скоро твое гнездо, Анастасия, разлетятся птенчики кто куда. А скорее всего, в родной аул вернутся. Аспанбай и Райгуль любят друг друга, поженятся и уедут, а за ними потянется Гуля. Почему господь дал мне в подруги лишь одиночество? Родного сына потеряла, теперь же, когда одной ногой стою в могиле, лишаюсь и своих приемных детей... А я уж думала, что нашла свою последнюю пристань. Но почему я не угодила судьбе? Чем оставаться на старости лет одинокой и бесприютной, не лучше ли лечь в сырую землю? Старушка не пошла в церковь и не стала покупать икону, это был как бы протест против несправедливости всевышнего, но когда Аспанбай здоровым вернулся из больницы, она не вытерпела и, повернувшись лицом в угол, опять стала беседовать с создателем. Прости меня, господи, не оставь без своих милостей рабу Анастасию. Не так уж много я прошу у тебя. Дай крепкого здоровья моей падчерице Маше, освети дорогу Рае, пусть будет здоровым Аспанбай, не обидь и Гулю, создатель! Помоги ей найти ту дорогу в жизни, которую она заслужила. Особенно, прошу тебя, позаботься об Алике. Сохрани ему здоровье, дай ему долгую жизнь. Постарайся во сто крат вернуть ему то добро, которое он сделал людям. Пусть таким и остается — с чистой душой, веселым нравом. Вот и все, о чем я прошу тебя, создатель, не откажи!
Закончив молитву, Анастасия Ивановна взглянула на Райгуль, которая, собираясь лечь в постель, сидела в одной нижней сорочке. Длинные ее черные волосы были разделены на прямой пробор, на бледном осунувшемся лице выделялись огромные печальные глаза. Анастасия Ивановна в душе так и ахнула: о всевышний, да ведь она вылитая богоматерь! Мадонна! Пусть, всевышний, снизойдет на нее твоя благодать!
Даже когда погасили свет, старушка продолжала просить бога о милости. Она никак не могла уснуть и тут увидела, что Райгуль встала. Босая, в одной сорочке, она с тихим шорохом открыла дверь на «мальчишечью» половину и скрылась за ней.
Старушка давно ожидала, что это случится, и вот случилось! Утром она встала пораньше, вскипятила чай, разогрела вчерашний ужин, накинула на голову платок и вышла за ворота. Когда она, сойдя с трамвая, увидела перед собой церковь, сердце ее сладко заныло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164