— В одном селе взяли немцев-факельщиков... Солдаты их расстреляли. Я тоже стрелял... Вызвался сам.
— Понимаю,— проговорил Иван Иванович.— У тебя ненависть-... Но кто не возводил дом или не посадил дерево, тот не знает любви. А ненависть без любви сжигает человека.. На этом пепле не растет трава. Тебе, Володя, надо учиться. Ты должен много построить домов... Больше, чем я.
— Может быть, поэтому я сюда и пришел? — задумчиво спросил Владимир.— Мог же я устроиться и в другом месте?.. А потянуло сюда.
— Я хочу тебе предложить работать вместе,— неожиданно сказал Иван Иванович.— Над тем моим... первым зданием.
— Что вы? — слабо запротестовал Владимир.
— Прошло столько: лет, и уже нет смысла дом восстанавливать в прежнем виде. Нельзя делать вид, что движение времени тебя не касается... Вдвоем мы. что-нибудь придумаем. Я начал над ним работать молодым, и вот снова
к нему вернулся уже дряхлым стариком. Но мне будет приятно, если он станет и твоим первым зданием.
— Я ничего не умею,— заколебался Владимир.
— Помогу... Работы еще много. Придется сидеть по ночам. Ты соглашайся.
— Ладно,— кивнул головой Владимир.
— Вот и хорошо,— обрадовался Иван Иванович.— Завтра начнем...
Сторож прошел по коридору, открыл дверь, заглянул в комнату. С трудом рассмотрев двух людей, сидящих у огонька на диване, поднял над головой фонарь и недовольно проворчал:
— Спать бы ложились... Закрываю ворота... Неожиданно вошел Самойлов. Не обращая внимания на
Владимира, он сел на стул и повернулся к Ивану Ивановичу.
— Я хотел бы кое-что вам сказать,— проговорил он.— Если был груб и невнимателен, то простите, ради бога. Склочный у меня характер. И война не исправила.— Он -задумался, добавил: — Нет, немного исправила... Получил я приглашение на работу. Из Свердловска. Далеко ехать, но там мои ученики, меня знают, уважают как зодчего...
— Путь добрый,— сказал Иван Иванович.
— Подождите,— попросил Самойлов.— Я отказался. Вернее, сегодня передумал, я дома напишу ответ.
— Цель, этого разговора?—спросил Иван Иванович. — Просто мне хочется, чтобы вы знали о моем решении.
— Спасибо,— произнес Иван Иванович.
— Вот и все.— Самойлов поклонился.— Спокойной ночи.
Он поднялся и вышел из комнаты.
ДОМ ИВАНА ИВАНОВИЧА
Над техническим проектом работала вся мастерская. Конструкторы рассчитывали фундаменты и перекрытия. Архитекторы делали планы и разрезы.
Днем по-прежнему люди выходили на натуру — обследовали развалины, зарисовывали разрушенные фасады... Архитекторы возвращались в особняк, таща на себе гнилые бревна и доски из заборов. Здесь их рубили на щепки,
и до полуночи железная печурка стреляла брызгами искр, малиново светилась раскаленными боками. На окнах оттаивал иней, и на полу змеились подтеки. А когда все уходили, стекла замерзали, на стенах проступали пятна изморози, и наутро чертежи покрывались снежными кристаллами...
Владимир совсем перестал ночевать в своей конуре под лестницей. Война окончилась. А на пустырях мальчишки-школьники раз в неделю маршировали под руководством военрука с настоящими немецкими автоматами и пели военные песни. Из особняка можно было иногда видеть, как раздают им на большой перемене крошечные кусочки хлеба с повидлом. Без криков и шума, очередью они тянулись к подносу и съедали завтрак, отойдя в сторонку. На базаре торговали американским барахлом и румынскими сигаретами. У развалин военкомата в дверях подвала толкались демобилизованные. В порту военнопленные разбирали завалы разрушенных складов и латали камнями причальные стенки...
Но, странное дело, куда-то дальше отодвигались заботы о прохудившихся сапогах, быстрее пролетали промозглые ночи, теплее грела шинель, под которой спал у остывающей к утру печки. Все теперь выстраивалась в одном направлении, как если бы в сумраке засветился прожектор и своим лучом приблизил и укрупнил далеко увиденную землю. Жизнь получила смысл. На стол Владимира один за другим ложились чертежные листы — конец чьих-то подвальных жизней. За внешней скорлупой будней с их бесконечными трудностями,— нужно было достать, чем обогреть свой угол, в полупустом чемодане найти еще какое-то барахло, годное для обмена на картошку,— уже просматривалась сердцевина — засыпанные снегом эшелоны сибирской древесины, мешки цемента на привокзальной площади и танки, которые, отвернув орудийные башни, крушили развалины в центре города...
От бесконечных споров болели головы. Чем ближе было окончание технического проекта, тем ожесточеннее становился Самойлов и его единомышленники. Они требовали решать здание в торжественных формах, с классическим ордером и лепными карнизами. Хотели первый жилой дом в городе сделать, как символ, в котором объединились бы величие победы и размах будущих начинаний. Им хотелось, чтобы дом воплотил новую эру, то великое, что ожидало страну в ближайшее время. И торопили его приход, мечта-
ли, словно триумфальными арками, застроить проспекты грандиозными зданиями, чтобы каждое из них стало на месте прежних развалин неповторимым в веках памятником.
С ними было трудно спорить — так прекрасно и захватывающе звучали архитектурные фантазии на фоне мертвого города. Казалось, нет силы, которая помешала бы поднять с листов эскизов эти белоснежные каменные здания, мрамор ступеней и бетонные плит.ы мостовых. Люди, прошедшие за четыре года через миллионы смертей, отчаявшиеся и узнавшие счастье гремящего фейерверками салюта, мечтали взахлеб, яростно, попирая границы возможного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85