— Онемела совсем,— пробормотал он.— Не выдерживает, зараза... Болит.
— Говорят,— солидно произнес Семен Онуфриевич,— к деревяшке не привыкнуть... Устроился на работу?
— Да. В Горпроект.
— Звучит,— одобрительно сказал милиционер.— Пора, пора за город браться.
— Черта два за него возьмешься,—пробормотал Владимир.— Чертежи пропали,
— Что ж,— вздохнул Семен Онуфриевич,— бумага не вечна... Она горит. Новые начертите.
— Как? — повернулся к нему Владимир.— Что у нас, глаза на два метра в землю видят?! Ты представляешь, какая там начинка! Точно паутина! В любом месте копни — на что-то наткнешься. Ни начала, ни конца, Лучше другой город строить, чем со старым возиться...
— Вот этого никто не позволит,— спокойно проговорил Семен Онуфриевич.— Кладбище переносят, и то сердце болит, а город... Шутишь!
Владимир только махнул рукой и стал сдергивать шинель с плечей.
— Тут грудью амбразуру не закроешь... Нет их, чертежей, и все. Ложки из них вылили! Котелков понаделали!
— Из чертежей-то? - усмехнулся милиционер.
— Вот именно! — зло бросил Владимир.— Они на листах алюминиевых...
— А сверху бумага?
— Ну, конечно.— Владимир подошел к печке и заглянул в кастрюлю.— Картошка... Это хорошо. Я, понимаешь, еще на государственное довольствие не стал.. Завтра обещают.
— Ешь,— ободряюще кивнул Семен Онуфриевич.— На двоих сварил... У меня сегодня ночное дежурство. Я пошел.
Он поднялся и снял с гвоздя шинель.
— Что же вы ходите по одному? — спросил Владимир.
— Мало нас. На штатах экономим.
— Ночью, небось, опасно.
— Бывает,— согласился Семен Онуфриевич, застегиваясь на все крючки.— В прошлом месяце нашего милиционера убили. В затылок из парабеллума. Поговаривают о какой-то банде... Вы того... Город быстрее ставьте на ноги. Люди не крысы, чтобы в подвалах жить. А для всяких сволочей развалины вроде джунглей. Одним пистолетом их оттуда не выкуришь...
Он переложил пистолет из кобуры за отворот шинели, выбрал из кастрюли несколько картофелин и сунул в карман.
— Если ночью будут стучать — не открывай. От греха подальше... Ну, будь!
- Милиционер козырнул и, согнувшись, шагнул за дверь.
Владимир набил печку дровами, разделся и нырнул под одеяло, набросив сверху шинель. Бетонная лестница монотонно гудела, осыпая со ступенек крошки штукатурки... Владимир окинул весь прошедший день мысленным взглядом и удивился, каким он был длинным и запомнившимся до малейшей черточки. Он лег рядом с уже прожитыми днями, как венечное бревно на гулкий сруб, над которым еще не было потолочных балок и не стояли стропила будущей крыши... Если, конечно, он в самом деле начал строить его — свой завтрашний дом...
ИЗ ПИСЬМА ЛЕШИ ВЛАДИМИРУ
«...Приболела, наша Домна, ломит поясницу, жалуется на голову. Может, продуло. Мы ведь теперь вдвоем ходим на базар. Шлет она тебе, Володя, горячие приветы и низко кланяется, желая в новом году благополучия и железного здоровья. Здоровый ты всегда нужен людям, а как с катушек свалишься...
Великую ты совершил глупость, что уехал от нас. И город ты выбрал, прости за откровение, непутевый. Говоришь, разрушенный и сутками дуют ветра? А у нас сейчас морозец, тишь такая, что дым из труб подпирает небо. И солнце, словно чертово колесо в парке культуры и Отдыха, так золотыми спицами и расходится во все стороны...
Между прочим, наши базарные тебе привет передают, интересуются твоей дальнейшей жизнью. Если, корешок боевой, к чужой местности не привьешься, то милости просим назад. Всех, знаешь, одним одеялом не укроешь, но для милого дружка и сережку из ушка. Это и есть основной закон жизни. Так думают все порядочные люди.
А на базар сходи. Приценись к шмоткам. Я тебе — ты мне, и у каждого копейка. Особенно поинтересуйся селедкой.Володя, помни солдатскую дружбу. Это у нас самое святое. Домна лежит, охает. Передо мной стоит махонькая рюмашка. Тепло. Радио играет — все песни наши военные. Грустно что-то, Володя. Выпью за твое здоровье...»
ЗАВТРАШНИЙ ДОМ
Проснулся Владимир рано. В одной нижней рубашке вышел за дверь и сощурился от солнца. Ночью пришло тепло. Ветер дул порывами, но был он тугим и мягким. Под его прикосновением таял снег, оседал в лужах, становился ноздреватым и похожим на стылую пену. На буграх обнажилась маслянистая земля и рыжая глина. В ручейках плыл мусор, а вода казалась прозрачно-ключевой, и на дне белели обкатанные, в черных точках, камушки штукатурки...
Владимир заковылял по развалинам, с трудом выдергивая из грязи костыли. Он набрал в ладони хрупкого снега и растер им лицо. Вытерся подолом рубашки.
В дальнем углу у поваленной бетонной колонны заметил человека, Подошел ближе и увидел, что это женщина. Она сидела съежившись, сунув кисти в рукава полушубка и подняв воротник. Бабий платок окутывал ее голову. Сержантские погоны топорщились на плечах. Она спала, прислонив голову к каменной глыбе.
— Подъем! — закричал Владимир и швырнул в нее слепленным снежком.
Женщина вздрогнула, открыла глаза и, ничего не понимая, посмотрела на парня, стоявшего перед ней в белой нижней рубашке на костылях.— Который час? — хрипло спросила /она.— Перепугал насмерть... Ты откуда, чертушка!
— Во-о-он,— показал Владимир на свою комнатушку.—Из-под лестницы.
— Понятно,— не удивилась она.— Поздно ты домой приходишь.
— А,— догадался Владимир,— твое письмишко на двери?
— Да.
— Значит, жива, Маруся? Что ж он, чудак, сам-то не подписывается?
— Зачем? — усмехнулась женщина.— Маруся у него одна. Демобилизовалась и приехала.
— И всю ночь сидишь?
— Ходила на вокзал греться. Я там и вещи оставила. Я прямо с поезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85