..
— Бабуся,— обернулся к ней Владимир, сияя счастливой улыбкой.— История вас не забудет... А вы, батя, отрывайте, отрывайте...
Старуха бочком скользнула мимо стола, и выбежала в коридор. Она забарабанила в соседнюю дверь и вернулась с громадным заспанным парнем в распоясанной гимнастерке. — В чем тут дело?—-прогудел он и уставился на Владимира.— Ты чего шумишь?
— Объясняю популярно,— тревожно Проговорил Владимир.— Это окно забито чертежом...
— Ну и что? — равнодушным голосом спросил парень,
— Как?—удивился Владимир.—Ты понимаешь? Чертежом.
— Темнишь,— холодно оборвал парень.— Документы есть?
— Какие документы?! — с отчаянием проговорил Владимир.—Вы же должны понять. Ценный чертеж. Канализация... Геодезические отметки над уровнем моря.
— Море? Ты что суматик, помешался? — всплеснула руками старуха.
— А ну вас к шуту,— вяло пробормотал парень и зашлепал калошами к двери.— Разбирайтесь сами...
— Ваня! — простонала старуха.
— Да не буйный он, не.буйный! —сказал.парень.-—Чего вы боитесь...
Хлопнул дверью, и слышно было, как он бредет по коридору. В наступившей тишине Владимир неуверенно проговорил:
— Отдайте мне чертеж...
— Как это—отдайте? — зло проговорил старик.— Что ты мне —племянник?
— Для вас же стараюсь,— вздохнул Владимир.— Вам жить в городе... Глядишь, по этому чертежу через десять лет целый квартал построят... Новые дома... С газом. Паровым отоплением. Вон у вас печурка —дымит...
— Вот это другое дело,— с облегчением произнес старик и полез на окно. Он отодрал алюминиевый лист и.швырнул па пол.— Подбирай...
Владимир схватил лист и провел по нему ладонью, очищая слой копоти. Из-под темных пятен показались выцветшие линии. Они переплетались в сложные узоры, как паутиной охватывали ломаные магистрали улиц. Крошечные колонки цифр было почти невозможно прочитать. В нескольких местах бумага вспухла и висела клочьями.
— Где его взяли?
— Да таж,— с легким смущением сказал старик и надвинул на глаза меховую шапку.— Когда это... До немцев еще... Много что тащили... И железки были. На хозяйство брали мужички...
— Еще есть?
— У меня? Нет...
— Все, батя. Наше вам с кисточкой!
Вокруг листа собрались все архитекторы. Разглядывали, потрясенно ахали и крутили восторженно головами.
— Вот таких надо еще штук семьдесят! —громко сказал Волжский.— Квадратик к квадратику...
— Ну вот что,— прогудел Самойлов.— Надо, парни, все развалины обшарить...
— Оповестить население! — быстро вставил Орешкин.
— Прекрасная мысль. .Как она к вам пришла? —удивился профессор и поднял руку, требуя тишины,—Такую голову надо беречь.
Все весело загалдели, а Владимир схватил костыли и выскочил из зала. Он долго курил, боясь подняться наверх. И снова, в который раз, с тревогой и болью смотрел в коридор, в котором, как всегда, толкались старики, бабки, жильцы разрушенных домов. Они приходили сюда в надежде получить хоть подвал, хоть какую-нибудь кладовку, чтобы не мерзнуть в самодельных конурах, слепленных из камней и листов жести. Бюро застройки направляло их в горисполком, распределило городскую землю под индивидуальные дома, помогало материалами. Тех, кто строил сам себе жилье, называли «индусами». Они скандалили за каждый метр, подпаивали землемеров, самовольно занимали площадь, и тогда райисполкомы вызывали милиционеров,— а попробуйте выселить людей из наспех построенных домишек. Вокруг, города буйно росли поселки с кривыми улочками, лишенные воды и дорог...
Демобилизованные, семьи погибших требовали жилья в отремонтированных зданиях. А их еще среди развалин стояло очень мало, и каждая жилая клетушка бралась с боем. Иногда их заселяли ночью — взламывали двери, вносили вещи, и никто уже не мог отобрать назад завоеванную территорию. Каждый день в коридоре бюро застройки,вспыхивали стычки, слышались ругань, проклятия. Здесь падали в обморок, потрясали орденскими книжками, оставляли у начальника в кабинете детей. Сулили за крышу над головой горы золота, умоляли, плакали. Длинные очереди выстраивались к дверям еще с утра и не расходились до позднего -вечера. Работники бюро сбивались с ног, задерганные, затурканные, они не в силах были удовлетворить и малую часть желающих получить кров. А вверху, над всем этим ералашем, десятки людей в холодном зале копались в старых фотографиях и довоенных журналах, выискивая рисунки и снимки разрушенных домов, спорили о перспективах застройки площадей, пробивали на листах бумаги будущие проспекты... Они притаскивали с обмеров мокрые бревна, распиливали на дрова доски пола и, грея руки у раскаленной печушки, разбирали замызганные, обтрепанные чертежи, все в красных линиях крестов...
И, может быть, тем, кто целый день стоял в коридоре, в махорочном спертом воздухе, наполненном плачем детей, кто медленно, шаг за шагом двигался к заветной двери, тем людям в очереди были непонятны доносящиеся со второго этажа разговоры, смех, одрипшие от споров голоса. Они отчужденно косились на проходящих к лестнице архитекторов, перешептывались между собой, передавали сплетни о рас-
пределяемом по блату жилье, взятках и равнодушии этих проклятых бумажных крыс, чиновников с рыбьими глазами...
«Мы все у них в долгу, —подумал Владимир, медленно проходя по коридору. — Мы не виноваты, но наш долг дать им крыши и стены. Нет вины солдата с винтовкой, что танк сильнее его... Но я сам видел, как горят эти танки. Если надо— их останавливали и жгли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85