Даже как вот застежку-молнию придумали.
— А как ее изобрели?
— Шут ее знает,—пожал плечами Владимир.— В голове не укладывается.
Они оба тихонько засмеялись и замолчали надолго, каждый думая о чем-то своем.
Город уже просыпался. За домами и развалинами пошли трамваи, словно кто-то бежал по улице, волоча за собой звенящую по мостовой проволоку. Протарахтел грузовик...
«...Как на необитаемом острове,— Владимир опустил голову на скрещенные руки.— Сюда никто не может прийти... На курганах камней, в переулках стоят день и ночь солдаты. Они заворачивают людей назад, поднимают красные флажки перед машинами... Большой круг отчуждения, из которого, наверно, выселены жители. Милиция попросила их на время выбраться из подвалов и землянок, из комнат... А многие люди даже ни о чем не догадываются. Развалины подрывают часто, все уже привыкли к неожиданным взрывам... В центре круга дощатая будка, обитая войлоком и толем, рядом, в нескольких десятках метров,— пятьсот килограммов тротила и взведенный часовой механизм... И двое...Вода превратится в лед. В куске льда шестеренки не сдвинутся с места. На это, во всяком случае, рассчитывают он с капитаном... Никогда не узнать того, кто швырнул бомбу в жилой дом, не посмотреть тому в глаза... В таких же развалинах кричала мать, когда рушился потолок и осколки стенок пробивали насквозь перегородки, облитые Пылающим фосфором... Если бы все отлетевшие звуки вернулись к сгоревшим зданиям, какие стоны, проклятия и вопли поднимались бы от этих молчаливых черных скелетов с покореженными лестничными клетками? Снились ли тем парням в шлемофонах задымленные города и кварталы, залитые желтым пламенем? Знали они, как бежать среди звона и грохота,- ловить ртом раскаленный воздух, падать на булыжники и вжиматься в них, расширенными глазами видя многоэтажную стену, которая, шатнувшись, медленно отваливается от здания, заслоняя все небо? Кто скажет, просыпались ли они с трясущимися руками и синими от ужаса губами? Смотрели в темное ночное окно казармы, за которым шли к ним вереницы обгорелых, мертвых людей с еще чадящими волосами, развороченными ранами? Или, наконец, врезавшись в штопоре в каменнук землю, от удара расплющившись в самолетной кабине, они даже своей гибелью вызывали новые пожары? А поспешно скинутые ими бомбы должны взорваться через годы, надолго зарывшись под мостовые и развалины зданий, ожидая, пока тронет их неосторожная рука вернувшегося к своему дому человека. Знали, не снилось, видели, ожидают... В ржавом заледенелом «Хряке» взведена боевая пружина. В неподвижном железном теле ярость тех убийц...»
Греются у костров замерзшие солдаты, милицейские посты не пропускают людей и машины... Все, кто знает, слушают; тишину. В порту обкалывают лед вокруг полузатопленных кораблей. На станции гудят маневровые паровозы. Легкий дым поднимается к небу от, теплых труб восстановленной домны...
— Ну, пошли,— сказал Владимир.
Они оделись, взяли по лому и направились к стене. Вода в оставленном ведре превратилась в лед:
— И там сплошной лед,— проговорил капитан.
— Чего гадать,— усмехнулся Владимир.— Я ее сейчас проверю... Уходи, капитан.
- Я остаюсь,— сердито бросил офицер. Владимир посмотрел на его хмурое лицо и осторожно поднял лом.
— Хорошо... Заходи с той стороны... Осторожненько, но... Под дых ее, понимаешь? Чтобы вывалилась из кирпичей. Ну... разом!
Два железных лома ударили по фундаменту. Осколки полетели в разные стороны.
— Еще... раз!
«Хряк» качнулся, забалансировал на ребре стены, медленно кренясь на тупой нос.
— Задави-и-ит! — закричал Владимир, и капитан отскочил в угол.
Бомба тяжело упала на землю. Она рухнула, гулко подмяв под себя обломки камней, и застыла у развороченного фундамента. До синевы бледный, с запавшими глазами, Владимир подошел к ней и ткнул в бок сапогом.
— Лежишь, дура,— прошептал он.— Кажется, все, капитан, сработали...
Он устало сел рядом с «Хряком», подышал на замерзшие пальцы. Офицер привалился спиной к стене. Он слабо улыбался, смотрел куда-то поверх фундамента и пытался застегнуть ворот шинели.
— Вот и все,— повторил тусклым голосом Владимир.— Теперь спать... Пойду к себе спать. Глаза слипаются... А ты?
— Мне полковника встречать.
— Если что найдете, так сразу к нам... Может быть, и в самом деле, тут чертежи,— Владимир потянулся к костылю. Капитан тоже поднялся, вынул из сумки ракетницу и взвел курок. Хлопнув, ракета бледным зигзагом ушла в небо и там развалилась на цветные звезды.
ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Капитан вошел в комнату и, оглядевшись, торопливо направился к Владимиру. Не здороваясь, он нервно сказал:
— Там, кажется, что-то есть. Один сапер туда пробрался, но все завалено... Только, ползком на животе...
— Чертежи? — закричал Владимир.
— Там что-то есть,— неуверенно повторил капитан.— У меня мало людей. Помогите. Это в ваших интересах.
— О чем ты говоришь, Петр Степанович? — обрадовался Владимир и бросился к Волжскому.
Они пришли к громадному кургану, который Владимир сразу узнал. Вон там, левее, раньше лежали «Рыжая Машка» и «Хряк». Вчера потеплело, и теперь все утопало в раскисшей штукатурке, липкой глине и раскрошенных кирпичах.
У темного узкого провала сидел на земле солдат и рассказывал:
— Чуть не задохнулся... Воздух там тяжелый. И хоть глаза выколи — ни шиша не видно. Метров сорок прополз — и большой подвал... Вот там это и лежит.
— Что лежит?
— А шут его знает? Лежит... Вроде как улицы, дома... Только все маленькое. И бумаги в папках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85