Пообещайте им что-нибудь спроектировать... Сарай или паршивенький гаражик... Ясно?
И снова повторился первый день — они ходили по раз-алинам, считали сохранившиеся стены, заглядывали в об-алившиеся подвалы. Красные кресты, как паутина, покры-али чертежи и редко-редко синие линии переплетались крестами зелеными. Оттаявшие кирпичи падали с лестничных клеток, блестело размолотое стекло, и ручьи бежали белые, молочные от растворенной извести...
Высыпавшие на руины домов жители долбили ломами слежавшиеся горы мусора, передавали из рук в руки куски. камней и складывали их в черные штабеля. Глухо гремели взрывы — взметались в воздух пыль, грязь, обломки. Взорванные саперами стены оседали на мостовые. Тракторы гусеницами крошили заледенелые холмы. Закоченевшие военнопленные гуськом тянулись по тропкам, толкая перед собой деревянные тачки...
А потом снова пустынные развороченные кварталы, знобящий холод бетонных глыб,-промерзших до инея, выступившего на их обветренных краях...
— ...Пятьдесят пятый год? — сказал Иван Иванович, когда они отдыхали у пригретой солнцем стены.— Через девять лет я еще буду...
— Вы верите, что построят?
— Не знаю,— прошептал Иван Иванович.— Но я и не надеюсь увидеть весь город... Хотя бы несколько улиц...
— А вдруг? — спросил Владимир.
Иван Иванович как-то испуганно посмотрел на Владимира робко улыбнулся и подставил ладонь под капель, падающую с карниза. Брызги забили об испачканные тушью и красками худые пальцы. Края рукава стали мокрыми.
— Во время оккупации,— проговорил он,— были люди, которые в это время верили... Они собирались и работали над городом... Сегодня немцы здание взорвут, а завтра оно
уже стоит на макете... Макет они делали из бумаги... Подбирали к дому чертежи. Люди сохраняли многие чертежи.
— Где же они теперь?
— Не знаю,— с горечью произнес Иван Иванович.— Все пропали... Меня тогда контузило. Я вышел из подвала, и началась облава. Пришлось бежать... Но уже город взрывали планомерно, по графику.
— А дальше?
— Длинная история... Они все исчезли. Их завалило камнями... Меня подобрали добрые люди.
— Вы хоть кому-нибудь об этом рассказывали?
— Да. Страшное 'было время... Мертвые дома и опухшие люди. Одержимые идеей будущего города... Многие этому не верят.
— Неужели так было?
— Я живой свидетель,— усмехнулся Иван Иванович,— единственный...
— И все-таки,— вздохнул Владимир,— в это трудно поверить...
— Я понимаю,— кивнул головой Иван Иванович.
Он вытер о пальто руки и пошел к развалинам, ступая по шатким камням...
«Да, он больной человек,— подумал Владимир.— Жалко его. Он талантливый архитектор, об этом все говорят... Но война его сломила. Ему надо лечиться. Он совсем слабый... Я ничем ему не могу помочь. Он, весь в прошлом. И это помешательство из-за архива и чертежей... Уже два раза копали в местах, которые он указывал...»
У громадного здания, словно вдавленного в землю, Иван Иванович остановился.
— Вот то место,— сказал он.— Где-то в этих подвалах лежат чертежи... Там целая сеть подвалов, и трудно ориентироваться с поверхности. Дома взлетали один за другим... Надо было спасать чертежи и весь архив... Я представляю, как люди тащили мешки, пока на них не обрушились своды... Куда они свернули? Наверно, ушли в канализационные коллекторы. Вы знаете, что это за развалины? Хотите знать, что такое фашизм в чистейшем виде? — неожиданно спросил Иван Иванович, когда они шли мимо упавших перекрытий.
— Библиотека? — проговорил Владимир.
Вчера он был. там, набрел неожиданно на разрушенную коробку бывшей городской библиотеки. На пустыре стоял железобетонный каркас, покосившийся, высокий, весь просвечивающийся, точно громадная клетка- из тавровых ба-
лок. В середине коробки темнел глубокий подвал. Перекрытие выгорело, и открылось множество больших помещений, вдоль стен которых тянулись покореженные стеллажи. Обуглившиеся книги были похожи на черные рубчатые бревна — книги не сгорали дотла, пламя объедало их со всех сторон, в сплошной толще бумаги выжигало дыры, впадины и затухало, оставив на железных полках покрытые гарью угольные брусья. В одном месте, в углу библиотеки, они возвышались до осколков лепного потолка зала, который чудом держался на ржавой арматуре. Ноги по щиколотку уходили в мокрый пепел и грязь.
Владимира удивило, что здесь были люди. Они одиноко копались у стеллажей, кухонными ножами осторожно выковыривали слипшиеся от жара пламени книги. Складывали их на тележки, прикрывая брезентом.
— Здесь было два миллиона экземпляров,— сказала Владимиру женщина, когда он подошел к ней.— Вы недавно в городе?.. В Горпроекте? Я там многих знаю... Немцы все сожгли, сами видите. Сначала мы ночью таскали книги но домам. Особенно ценные. Осенью немцы стали книгами мостить улицу. Здесь плохая дорога. Машины буксовали. Тогда солдаты шли в библиотеку и тащили книги. Таким образом загатили метров пятьдесят... В грязь летели ценные рукописи, манускрипты...
Женщина подвела Владимира к стене и показала могильный холм с обычным фанерным обелиском. Дождь и снег уже смыли фиолетовую надпись.
— В городе были подпольщики,—продолжала она, посиневшими от холода руками поправляя обвалившуюся землю.— Не можем достать хороший кусок гранита, а фанера гниет... Скоро осыплется... Подпольщики... В лесах — партизаны. Решено было спасти самое важное. Повезло, конечно. Секретарь горкома оказался бывшим словесником... Они произвели совершенно неожиданный налет. Два часа держали здание в своих руках. Вывезли шесть подвод особого фонда. Пятеро наших погибло.
Женщина подула на черные от сажи руки, согревая их, сунула под мышки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85