— невозмутимо произнес Самойлов.
— Клянусь,— зашипел Орешкин.— При всех клянусь, что вам это даром не пройдет... Кровавыми слезами заплачете!
— Валяйте, валяйте,— холодно сказал профессор.— Ведете себя словно мальчишка... Пижон несчастный! Кокетка...
— У-у,— только и смог выговорить Орешкин и зашлепал к бачку с водой под. оглушительный хохот архитекторов.
Самойлов красивым жестом приподнял яйцо и выпустил его из пальцев. Оно с хрустом ударилось о стол.
— Говорят, вкрутую весьма неполезно,— пробормотал профессор.— Но я люблю... Три минуты в кипятке и сразу в холодную... Чтобы хорошо чистилось...
— Жмот вы,— закричал возле бачка с водой Орешкин.— Могли бы угостить.
— Предпочитаю свою мебель пожирать сам,— пожал плечами Самойлов.— Вот сейчас я съем великолепное старинное кресло... Вернее, половину кресла. Спинку и две ножки. Остальное оставлю на завтрашний ужин.
Неожиданно за стенами что-то гулко ударило — как в большой медный колокол. Все настороженно подняли головы. Ударило еще раз — приглушенные расстоянием звуки медленно вплыли в зал и долго висели в воздухе, затухая...
— Что это? — растерянно спросил Волжский.
— Часы!! — вдруг заорал Орешкин.— Бьют городские часы!!
Он босиком кинулся к двери. Архитекторы бросилибь за ним. Пробежали пустой коридор, толкаясь в темноте, выскочили на крыльцо и замерли, прислушиваясь к ночной . тишине.
Ударило протяжно — поплыло над невидимым городом, спугивая трепещущую редкую россыпь огней, которые, словно разгораясь под порывами ветра, засветились ярче.
— Часы на горисполкоме... Городские часы. Они ожили, братцы,—прошептал Самойлов.— Застучало сердце.,» Это же по моим чертежам башню подняли...
— Ну вот,— хрипло сказал Волжский.— Прошу проверить точное московское время...
Владимир возвращался домой, неторопливо шагая от одного фонаря к другому. Они одиноко висели в темноте, выхватывая из ночи черные обломы стен. В глубине развалин дымились печи, отблески огня метались в подвалах, слышались отдаленные голоса. Запыхавшись, пробежали ребятишки, где-то протарахтела машина...
«...Все-таки это мой город,— подумал Владимир.— Я его буду строить... Здесь мой дом...»
Он подошел к разрушенному зданию и взобрался на гору мусора. Тропинка привела к лестнице. Он увидел еще несколько пришпиленных к двери записок и надписи, сделанные мелом.
«...Я становлюсь почтовым ящиком... Кому еще повезет?»
Он зажег спичку и поднес ее к двери.
«...Коля! Мы с мамой вернулись из Ташкента...»
«...Кто знает, где находится Андрей Петрович Синицын, прошу сообщить, написав его адрес...»
«...Верим, что ты жив! Мы все живы... Где ты, наш отец, муж и дедушка? Семья Огурцовых...»
НАХОДКА
Утром пришел милиционер. Замерзший, в шинели, от которой разило холодом. Опустился на кор-точки перед печкой, сказал хрипло:
— Ну, одевайся... Я хочу тебе что-то показать. — Поедим...
— Времени у меня нет. Пошли.
— Да куда?
— Разговорчики! Айн, цвай, драй...
Швырнул с гвоздя Владимиру одежду, распахнул дверь. Лицо у него с рыжей, щетиной на впалых щеках. На губах лихорадка.
Владимир неохотно зашагал за ним, зябко поеживаясь и постукивая костылями по заледенелой земле.
Они миновали малолюдный базарчик, свернули в глухую улицу/Двухэтажные приземистые дома тянулись сплошной стеной. Между ними светлели пустоты от разрушенных зданий.
— Смотри,— милиционер показал на верхнее окно.— Видишь?.. Чуть левее... Ну?
Владимир зевнул и поднял воротник шинели.
— Что ну?
— Окно видишь? Это не оно?
— Иди к черту,— выругался Владимир.— Говори русским языком.
— Да лист же,— рассердился Семен Онуфриевич.— Помнишь, сам еще рассказывал... Чертежи твои!
Владимир, прищурившись от солнца, посмотрел на окно. Из него торчала железная труба, а рядом, вместо стекла был прибит алюминиевый лист, потемневший от копоти.
— Плохо видно,— прошептал Владимир.
— Он, он,— сказал милиционер.— Я давно к нему приглядываюсь... Что-то начерчено на нем... Поискать по городу—не один найти можно...
— Честно... Он! — дрогнувшим голосом проговорил Владимир.—Ты понимаешь, Семен Онуфриевич, тебе за это орден дать мало.
Он торопливо заковылял на костылях, обрушивая за собой камни.
— Стой! Ты куда?
— Спасибо, Семей Онуфриевич,— Владимир помахал му рукой.— Век мы тебя не забудем! Молиться на тебя стаем...
Владимир задыхался от радости.Взбирался на деревянную шаткую лестницу, обливаясь от волнения, потом. Постучал в дверь и распахнул ее, дожидаясь разрешения. В маленькой, жарко натопленной комнатушке увидел лохматого старика и толстую старуху в немецком. кителе.
— Здравствуйте!— прокричал Владимир, весело оглядывая перепуганных хозяев.
— Здоров будь,— тихо проговорил старик и переглянулся со старухой.
— Дело у меня к вам, батя,— Владимир показал костылем на окно.— Гениальный человек вы, батя. Выношу вам благодарность за честность и мужество... Отрывайте его, батя, отрывайте!
— Чего? — нахмурился старик и, метнув взгляд на окно, растерянно посмотрел на парня.— Что отрывать, .сынок?
— Во-о-он ту железку отрывай,— Владимир подмигнул старухе.—-Молодцы... В газетах о вас напишут.
— Катился бы ты, сынок...— взорвался старик и пошел на Владимира, выпятив тощую грудь,— Давай, давай... Милицию кликну!
— Стоп! Стоп!— закричал Владимир и опустился на стул.— Объясняю популярно... У вас, батя, окно заколочено чертежом... Можно сказать—одной из частей будущего города!
— Да что же это такое?! — жалобно прошептала старуха.— Гони его, Ленчик! Малохольный оц, не-видишь! Гони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85