— Мадам,— ласково сказал Жорка и виновато склонил перед ней голову.- Вы свидетельница трогательной встречи старых друзей.
— Я понимаю,— прошептала девчушка и мотнула туго набитым портфельчиком.—Я пошла.
— Вы пошли,— согласился Жорка.—До завтра. Девчушка неловко повернулась и быстро зашагала к остановке трамвая.
— Боже,— засмеялся Владимир.— С какими почестями...
— Не говори,— Жорка грустно улыбнулся.— Старший курс. Надо уважать.— Они двинулись вдоль тротуара. Жорка заглядывал в витрины магазинов, ловя там свое отражение, осматривал встречных девчат, не приглушая голоса рокотал на всю улицу:
— Гении возвращаются в свои аудитории. Гении протопали по всем европам, на переменках они курят махру и боятся поднять глаза .на ангелоподобных девочек...
— На тебя не похоже,— перебивает Владимир.
. — Я же феномен,— подхватывает Жорка.— В двадцать три года у меня седые волосы, а Душа семнадцатилетнего мальчика. У меня мозг работает словно камнедробилка. Желудок переваривает гвозди и пареный жмых. Глаза не закрываются двадцать часов в сутки, а ноги носятся за призрачным счастьем, наступая ему на пятки. Гении худы, они жадны до знаний, им принадлежит будущее. Терпение, терпение, мой друг. Победа будет за нами!
— Ты так трепачом и остался,— сказал Владимир.— Это хорошо. Значит, не от нуля начинать. Не так уж мы изменились, чтобы строить все заново.
— Э-э, голубчик,— протянул Жорка и замолчал. Владимир настороженно посмотрел на него. Трепач Жорка выглядел неважно, уж очень он был худ, кожа на лице имела желтоватый оттенок, а под глазами дугами лежали синяки.
— Нет, Владимир,— наконец проговорил Жорка.— Не обольщайся напрасно — мы.не такие и время не прежнее. Все иное.
— Что, тяжко? — настороженно спросил Владимир.
— Вот именно,— буркнул Жорка.— Ты представления не имеешь. Нынешние мальчишки и девчонки сто очков форы дают. Ни черта мы не помним. Требования совершен-
но другие. Прежде чем поступить на. третий курс, я целое лето над книгами сидел. Сушил мозги. Жрать нечего. На товарной станции вагоны разгружал. Думал, копыта отброшу. А теперь... Сейчас не легче. Шесть часов отбарабанил, в столовку, щей похлебал и ноги в руки, через весь город домой. Я в одной проектной организации копировщиком работаю. Так сказать, надомник-копировщик. За конспекты после двенадцати сажусь. Голова, как проходной двор... Иной раз от отчаяния готов все, бросить к такой матери! Лучше б в армии остался. Я все-таки боевой капитан, три танка сменил. Один утопил, второй под Курском сгорел, на третьем в Бухарест въехал.
— А я в саперном взводе войну протопал,— сказал Владимир.
— Не туда топнул? — усмехнулся Жорка.
— Это не мина,— ответил Владимир.— Осколком сначала поцарапало, а потом уж на морозе не уберег. В госпитале отрезали.
— В нашей специальности лишь бы руки были целы,— подбодрил Жорка.
— Думаешь, стоит продолжать?
— О чем ты говоришь?—удивился Жорка.— Перспективное дело... Девяносто лет строить. Да все заново.
— Не знаю, выдержу ли,— вздохнул Владимир.
— Да уж зубами поскрипеть придется,— ответил Жорка.— Стипендия с гулькин нос. Главное, самолюбия у .нас много, да и мир повидали... А тут любой пацан в шестнадцать лет тебя на место ставит. А ну, вспомни закон Гей-Люссака?
— Иди ты!—озлился Владимир.—Еще ты будешь качать воду. Ты меня лучше спроси, что такое ампутация стопы.
— Ты, брат, поступаешь не в медицинский,— возразил Жорка. Покосился на шагающего рядом и с усмешкой на тощем лице проговорил: — Пропорции золотого сечения?
— Три к пяти,— быстро ответил Владимир.
— Сколько классических ордеров?
— Четыре. Дорический. Ионический. Коринфский... И...
— Давай, давай, сапер.
— Знаю, в голове вертится,— сказал Владимир.— Ага... Тосканский!
— Построение фриза ионического ордера?
— Ладно, кончай,— устало проговорил Владимир. Пойду в домоуправы.
— Домов-то не очень много,— усмехнулся Жорка.-Их еще строить.
— В бухгалтеры устроюсь.
— Через месяц за растрату посадят,— хмыкнул Жорка.— Ты не глуп, но неуч.
— Хорошо,— прошептал Владимир.— Запишусь на под-курсы... Что это даст? Целый год на ветер.
— Не дрейфь, сапер. Я тебе помогу. Не совсем мы лапти...
Они остановились, и Жорка отогнул рукав и посмотрел на часы.
— Немецкие? — сразу определил Владимир.
— Мура. Штамповка... Мне бежать надо. Пожрать не успел... Когда встретимся?
— Да я еще зайду,— сказал Владимир.— Ты дуй.
— Будь здоров.
— Салют, камарадо!
Жорка козырнул по привычке и побежал вслед останавливающемуся трамваю.От этого торопливого разговора у Владимира осталось чувство беспокойства. Он теперь смотрел на проходящих мимо людей как человек, который долгое время не был дома. Все вроде по-прежнему, те же знакомые лица и стены, но говорят здесь о чем-то совсем другом, им только понятном, а в молчании скрывается смысл прожитых событий, не известных Владимиру. Он вслушивался в гул улицы, останавливался у витрин магазинов, вглядывался в заиндевелые стекла. Там бурлили очереди. Из хлопающих дверей, окутанные густым паром, выходили люди с авоськами и свертками. От стоящих у входов машин-фургонов кисло тянуло черным хлебом. Стуча каблуками, прошла женщина в беличьей шубе, с накрашенными губами. Протащился старик, обросший щетиной, в солдатской стеганке. Пробежали мальчишки с полевыми сумками вместо портфелей. На углу из черного горла репродуктора гремела музыка... Это было то, что можно увидеть и услышать, но за всем этим еще следовало угадать жизнь, которая скрывалась за обрывками ничего не значащих разговоров, почувствовать и понять, чем жили эти люди — их заботы, беспокойные сны, жадные мечтания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85