Дождавшись, прибыл с кое-каким
золотишком, присягнул. Виктор встретил его без укора, обласкал, а
небольшой, туго набитый мешочек небрежно отложил в сторону, мол, эка
невидаль!
Золото, впрочем, было кстати. После ухода наместника казначей принял
золото, взвесил, записал и буркнул: "Маловато будет!"
Правитель только вздохнул в ответ. Золота не хватало. Каждый день
приходилось ломать голову - где взять еще? Война войной кормилась, а в
мирное время надо было содержать воинство в сытости и строгости, да еще
патрули утроенные, да караульные службы, заведенные по всему приграничью,
- в секретной мастерской просто не успевали чеканить монету. И главные
траты были не на войско.
Замирение с Казанью открыло новую статью расходов. Что ни месяц - от
Сафара приходило новое посольство со щедрыми дарами. Богатые подарки
вручались советникам и тысяцким, большим и малым служителям Хором, да
порой и простым сотникам. Обижать Сафара не след, хотя такой прикорм не по
душе был Виктору, а уж Мартын просто темнел лицом, заслышав о новом
посольстве. Хитер Сафар, умен, хорошо, что не враг, да только слишком
много друзей у него здесь появилось. Верные люди сообщили, будто один из
старых недругов Сафара неожиданно примирился с ним, отошел от борьбы за
власть и в узком кругу говорил, что теперь нет надобности Москву воевать,
ее можно просто купить. Вот и приходилось не жалея сыпать золотом в
Казани, обзаводиться друзьями, да желательно при дворе, чтоб не только
глазами и ушами Москвы были, но и нужное слово при случае ввернули. От
Сафара недавно послание пришло, просил для торговых людей и посольств
разрешить на подворье мечеть выстроить.
И наместник рязанский вдруг дружбой воспылал, шлет одно за другим
заверения в верности, но присягнуть до сих пор не удосужился. Евсей
докладывал, что у двух советников в последнее время частенько встречают
рязанских гостей, а среди горожан замечены были дружинники из Рязани. Ну,
Евсей мог и перебдеть, выучка не та, далеко ему до Николая.
Вот кто был мастером сыска, так это Боров! Хотя недоглядел, не уберег
Сармата...
Вспомнив, как они расстались с Николаем, Виктор вздохнул. Былая
неприязнь давно забылась, смазалась, и в первые дни нового правления
Виктор все ждал, когда явится пред его очами Николай. Тот же не выходил со
своего хитрого этажа с тайными узилищами, мрачными темными коридорами и
чудовищно скрипучими полами. А потом объявился.
Виктор хотел немного попенять за медлительность, но при этом выказать
милость - с первых же часов правления он понял, что Николай ему позарез
нужен. Но, к его удивлению, Николай, тихим голосом и не поднимая головы,
попросил отставки, а когда голову поднял, то Виктор с досадой обнаружил,
что глаза Борова красны, а веки опухли, словно от слез. И тут же Виктор
понял, что воистину от слез - оплакивал Николай своего бывшего Правителя,
и, может, он единственный был, кто так скорбел по Сармату. Одна мысль
заставила Виктора покраснеть - а ведь только Боров не отрекся и не предал
Сармата, что ни говори - новое правление воздвигалось на крови старого
хозяина. Мысль эту Виктор тут же изгнал, а с Николаем говорил долго и
любезно, но увещевания пропали втуне, после всего сказанного Боров
дрожащим голосом опять попросил отставки. И немедленно получил ее.
А через день принес списки своих людей, и Виктор содрогнулся,
обнаружив в каждой сотне по десятку соглядатаев, да причем некоторые из
них бойцы испытанные, еще с саратовских времен, а что касается двора, так
у Правителя просто челюсть отвисла, когда он увидел аккуратный столбик
имен советников и даже одного тысяцкого. Долго сидел над списком, потом
кликнул Николая разобраться, откуда столько людей на него работали, да чем
их обольстил или запугал, но Боров уже исчез, и с тех пор его никто не
видел.
Уходят люди. В канун весны вдруг зашел Семен Афанасьевич прощаться.
На вопросы недоуменные отвечал уклончиво, хмыкал, порядки строгие
нахваливал, а потом сказал, что дел здесь невпроворот, пока у Правителя
руки освободятся, десять лет пройдет, а его ждут, да и Белову невмочь
молодняк пестовать, все время гадая, жива его родня или вырезали под
корень.
Виктор предложил Курбатову взять с собой любую тысячу на выбор, но
старый атаман покачал головой. Есть десяток крепких ребят, каждый сотни
стоит, а больше и не надо. Дойдут и так. Представив себе, как они проложат
себе путь и сколько кровищи за ними потянется, Виктор покачал головой, но
ничего не сказал Курбатову. На том и расстались. Старик ушел немного
обиженный, он долго ждал похода за Волгу, но так и не дождался, а сложные
и хитрые интриги были ему непонятны да и не по нраву.
И Мартын чуть не помер. Хворь долго не отпускала. Он держался,
переносил на ногах. Лихорадка странная трясла его - глаза сумасшедшие,
ничего не видит, на людей натыкается. Ксения присматривалась к нему, а
потом вдруг велела как-то вечером, после трапезы, лечь на диван. Слова
Ксении удивили Виктора, а тысяцкий Чуев засмеялся было, но осекся под ее
взглядом. Мартын покорно лег и закрыл глаза. Ксения положила ему на лоб
пальцы и долго что-то шептала, а Мартын вяло, как бы сквозь сон бормотал в
ответ.
Поднялся бодрый, оглядел всех веселыми глазами и спросил вина. Ночью
Ксения рассказала Виктору, что давно, сразу после взятия Казани, верховный
маг наложил на Мартына заклятье, предварительно усыпив, а в заклятии том
был приказ убить ее, ежели верховному магу нанесут какой ущерб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172