К перегрузочной вышли засветло. Гудели краны, с тяжелым шелестом
ходили над станцией большегрузные платформы, сдержанно рычали трайлерные
многосекционные сцепки, посвистывали толкачи...
Станцию они обошли степью, по большой дуге. На возвышенностях
пригибались, а ближе к путям Виктор заставил Месропа лечь, и они проползли
оставшуюся сотню метров.
Приложив ухо к рельсу, Виктор замер, удовлетворенно кивнул Месропу и
отполз назад.
- Как только я встану, - сказал он, - сразу за мной. Цепляйся за
скобы и лезь вверх. Прижмись к кромке и не дергайся.
- А если он не в Москву?
- Там видно будет!
Рельсы загудели...


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АДЕПТЫ НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО БОГА
В Москву они прибыли на третий день. Последний прогон шли в
полупустой электричке, вместе с реставраторами - усталыми, грязными,
вымазанными краской и кисло пахнущими строительным клеем. Некоторые лежали
на скамьях, свесив ноги в проход. Напротив Виктора привалился к окну
грузный реставратор в спецовке с эмблемой ООН. Достал флягу, глотнул,
выкатил глаза и затаил дыхание. Протянул Виктору. Тот мотнул головой.
Месроп, не дожидаясь приглашения, тоже покачал головой и смежил веки -
беготня на полустанках и прыжки с поезда на поезд, жажда и голод измотали
его. Чернокожий реставратор не обиделся на отказ, могучим глотком
опорожнил флягу и снова замер, вытаращив глаза.
На Павелецком было чисто и тихо. Через Москву давно уже не проходили
транзитные потоки, центр опустел. Город обживался медленно.
По Кольцу одна за другой прошли на бреющем три открытые платформы. За
ними болтался шлейф разноцветных лент. Виктору и Месропу замахали руками,
что-то весело прокричала девица в огромной шляпе, мигнули сине-зеленые
бортовые огни, и платформы, развернувшись над мостом, ушли в сторону
Центра, покачиваясь вверх-вниз, словно плыли по волнам.
Виктор проводил их задумчивым взглядом и почесал щетину на
подбородке. Надо пересидеть надвигающуюся ночь. До кунцевского убежища
идти и идти, только на попутных моторах два часа. Да и вести туда Месропа
не следовало. Все-таки убежище! Мало ли как жизнь крутанется.
В нем пробуждались осторожность и недоверчивость гонца.
Неподалеку, на улице с чудным именем Щипок, находится районный флэт.
Туда тем более нельзя вести Месропа. Пусть подождет, пока он сбегает за
пропуском в гостевой дом.
Сразу за вокзалом они встретили харчевню. Виктор попросил Месропа
посидеть здесь немного и дождаться его. Месропу это явно не понравилось,
но он смолчал. Виктор небрежно кинул хозяину пару чонов и велел поить и
кормить гостя, пока тот не скажет "хватит". Месроп оживился, а огромный
керамический запотевший жбан с пивом привел его в восторг. "Пиво свежее" -
сказал хозяин. Месроп замычал и припал, не дожидаясь стакана, к жбану.
Виктор завистливо сглотнул, но времени не было, и он, взяв со стойки
холодный гамбургер, вышел. Надо было торопиться. Полгода назад за Кольцом
пошаливали. Кто знает, как там сейчас!
Районный флэт был в пяти минутах ходьбы. Старые дома еще на
консервации, изопленка местами продрана, а некоторые дыры заново облиты
пластиком.
Вот и нужный дом. Пятиэтажная развалина черт знает каких времен
выглядела сущей руиной - ее даже не поставили на консервацию. На месте
дверей чернели проломы, заваленные до половины хламом и мусором, вместо
окон - щиты. Обреченный домишко. Казалось, только случай спасает его от
неумолимой бульдозерной десницы реставраторов.
Виктор дважды обошел дом, посидел не полусгнившей скамейке в жалком
скверике и, убедившись, что никого поблизости нет, перебрался через мусор
и медленно поднялся по лестнице в кромешной темноте.
На четвертом этаже нащупал уцелевшую дверь, в ней торчала рукоятка
звонка. Дернул, потом пнул в филенку ногой. Минуту или две ничего не
происходило. Он знал, что сейчас его разглядывают, и помахал приветственно
рукой в сторону соседней квартиры, из выломанной двери которой дул
свирепый сквозняк. По крайней мере, полгода назад там к потолку была
прикручена мини-камера.
Замок тихо щелкнул. Виктор толкнул дверь и вошел в неосвещенный
предбанник. После того как он на ощупь задвинул тяжелый болт и поставил
замок на стопор, загорелась потолочная лампочка.
Ничто не изменилось. Голые стены, несколько гвоздей, вбитых в
деревянную планку, на них висят старая трухлявая телогрейка, драный плащ,
кепка с большим козырьком и зонт с изогнутой ручкой. Виктор сунул руку в
карман плаща и достал плоский ключ. Дверь в конце коридора распахнулась,
только он дотронулся до замка, и на пороге его встретили объятия.
- Заходи, заходи, блудный сын, - сказал, наконец отпустив его,
Алексей, больше известный среди гонцов как Дьякон.
Попав из загаженной лестничной клетки в роскошную обстановку флэта,
Виктор на миг зажмурился. Так знакомо и так приятно вспомнить.
Возвращаешься после густой ходки, не понимая, жив ты или еще нет. После
беготни и мочилова устал до тошноты. И вот ты сначала влезаешь в большую
квадратную ванну, розовую или голубую, а на одном из флэтов даже, говорят,
хрустальная, моешься хорошим, пахнущим цветами мылом, а потом в пушистом
купальном халате выходишь и падаешь в роскошное, обитое настоящей кожей
кресло, в большом фризере ждет банка, нет две, три банки пива, закуска
всякая, и, поглядывая на обитые зеленым шелком стены, на гнутые ножки
музейной мебели, ведешь неспешный разговор с кем-нибудь из гонцов,
оказавшихся в это время здесь, либо связываешься с дежурным и узнаешь, нет
ли для тебя чего, а если и есть, то пусть подождут денек-другой, а то и
недельку, пока придешь в себя и залижешь раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172