- Поможешь Дубасова найти? - спросил он напрямик.
- А чего искать, - осклабился Николай, - там, внизу, у дверей... - А
когда Мартын и Сармат вскочили, добавил. - В мешочке головка его лежит.
Несчастный случай. Ну, а я подобрал. Может, думаю, пригодится.

9
Несмотря на комендантский час, площадь была забита народом. Пара
фонарей еле освещала этот табор. Спали на мешках, узлах, чемоданах, плакал
ребенок. Сгорбленная фигура бродила между лежащими и всматривалась,
разыскивая кого-то. У шлагбаума, перекрывшего улицу, дремал патрульный.
Второй сидел на обочине и молча смотрел на Виктора. Взял аусвайсы,
повертел, не открывая, в руках и вернул. Они нырнули под трубу и
осторожно, чтобы не наступить на лежащих, пошли к темной коробке вокзала.
В здании царил кошмар. В нос сразу ударил резкий аммиачный запах
несвежих пеленок, плакал уже не один ребенок, а десяток: сюда на ночь
пускали только с грудными, да и то, если на руках было направление с
подтверждением о выезде. На веревках, протянутых меж лестниц, сушились
детские тряпки, под самыми лестницами на газовых плитках кипело, булькало
молоко, пустые баллончики забили все ниши.
В привокзальной дежурке они сдали коней. Дружинник на вахте предложил
чаю. Месроп отказался, а Виктор хлебнул немного кипяточку.
Минут пятнадцать Месроп пытался втолковать уполномоченному, что они
должны очень быстро уехать в Москву, желательно прямо сейчас, а
уполномоченный слушал его с раскрытым ртом, потом вдруг упал навзничь на
топчан и заржал, как сумасшедший.
Отсмеявшись, он утер слезы, махнул рукой на патрульного, возникшего в
дверях каморки, и сказал, что давно так не смеялся, и знай он, что у
Сармата в дружине такие шутники, давно бы записался, только пусть его
больше не смешат, а то детей разбудят. Выбравшись из-за пультового стола,
он подвел Месропа к стене и, тыча пальцем в разноцветные огоньки, со
вкусом принялся объяснять, где какой поезд застрял и по какой причине,
когда ждать ближайшего ("в лучшем случае послезавтра, там устрою местечко
на крыше"), а на вопрос Месропа, как насчет ооновских рейсов,
уполномоченный помрачнел и предложил валить отсюда в задницу со всеми
спецрейсами, вместе взятыми, тем более, что их уже полгода как отменили.
Чуть не вытолкав Месропа и Виктора из помещения и бросив вдогонку злобный
взгляд, уполномоченный закрыл дверь.
И тут Виктор понял, что настал его час. Всю дорогу до вокзала и на
вокзале он с большим интересом следил за действиями Месропа, уверенно
взявшего на себя руководство экспедицией. Забавляло, что с самого начала
он все делал не так, но Виктор до поры не вмешивался, ожидая, что из этого
выйдет. Естественно, ничего толкового не вышло.
Он молча взял Месропа за лямку рюкзака и потянул за собой. Привел
обратно в дежурку и, не обращая внимания на любопытствующих дружинников,
принялся методично потрошить рюкзак.
Стволы и заряды он отдал дежурному под расписку и велел срочно
вернуть в штаб. Банки выставил на стол и вскрыл парочку. Через несколько
секунд, когда над ними появился горячий пар, дружинники навалились на еду.
Одежду критически осмотрел и оставил.
Брови Месропа поднимались все выше и выше, но он не вмешивался в
разор дорожных запасов. Напоследок Виктор оглядел два хороших охотничьих
ножа, с сожалением вздохнул и тоже отдал дежурному. По тому, как алчно
блеснули его глаза, Виктор понял, что до штаба ножи не дойдут. Расписки
брать, однако, не стал.
На улице Месроп долго сопел, покашливал и лишь после того, как они
прошли за вокзал и зашагали по шпалам, негромко спросил, не собирается ли
Виктор идти в Москву пешком?
Виктор так же тихо ответил, что каждый должен делать свое дело. А то
он знает больших любителей учить гонцов ходкам.
Минуты две или три Месроп молчал, потом засмеялся, и Виктор шикнул на
него - не хватало именно сейчас привлекать к себе внимание.
Когда они вышли из Саратова и начались переходы между пригородными
станциями, Виктор объяснил, почему нельзя брать с собой оружие, - первый
же патруль задержит для выяснения и выяснять будет не день и не два, будут
держать в изоляторе, пока о них не вспомнят, а на аусвайсы за пределами
города всем плевать - свои законы, свои проходные документы. Еду брать с
собой не надо, лишняя тяжесть, а им придется вскоре быстро-быстро бежать,
если хотят к вечеру добраться до Москвы.
- Ты что, - не выдержал Месроп и повысил голос, - так бегом и
собираешься чесать всю дорогу?
Виктор разглядел в сереющем утреннем воздухе его лицо, хмыкнул раз,
хмыкнул два, и уселся на рельс. Месроп сел рядом и, закряхтев, осторожно
вытянул ноги.
- Как, по-твоему, доставляют грузы в Саратов? - спросил Виктор.
Пожатие плеч в ответ.
- Подумай. Что будет с грузовыми поездами, если их разгрузят в
городе? Какая давка начнется, и сколько людей стопчут?
Месроп хлопнул себя по лбу и уважительно поднял большой палец. Любой
гонец, даже самый лопоухий, знал, что грузовые составы разгружают на
ближайших полустанках, и хотя после страшных колбасных бунтов прошло много
лет, а продовольствием фермеры завалили все города, предосторожность была
нелишней. Транзитные грузы иногда подвергались налетам лупил, для них
самой густой радостью было свалить награбленные видаки, фризеры, экраны и
прочую технику в большую кучу, поджечь и плясать вокруг костра свои дикие
страшные пляски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172