И каждый месяц переводил ему по почте деньги. Длинные пис
ьма, которые он писал своему другу, накапливались у него в карманах, пока о
н наконец их не уничтожал.
Когда четверо гостей ушли, Сингер, надев теплое серое пальто и серую фетр
овую шляпу, тоже вышел из дому. Письма он всегда писал в магазине. К тому же
он пообещал завтра с утра сдать срочную работу, и ее надо было закончить с
егодня, чтобы не задержать заказ. Вечер был свежий, морозный. В небе стояла
полная луна в оправе из золотого сияния. Крыши домов чернели на фоне звез
дного неба. Сингер на ходу придумывал начало письма, но дошел до магазина,
так и не сочинив первой фразы. Он отпер дверь неосвещенного магазина сво
им ключом и щелкнул выключателем.
Работал он в дальнем конце помещения. Его место было отгорожено суконной
занавеской и поэтому могло сойти за отдельную каморку. Кроме его рабоче
го стола и стула, в углу стоял тяжелый несгораемый шкаф, умывальник с зеле
новатым зеркалом и полки, заставленные коробками и ломаными часами. Синг
ер откинул крышку столика и вынул из футляра серебряное блюдо, которое п
ообещал приготовить к утру. И хотя в магазине было холодно, он снял пиджак
и закатал манжеты синей полосатой рубашки, чтобы они не мешали ему работ
ать.
Он долго трудился над монограммой в центре блюда. Изящными, уверенными д
вижениями водил резцом по серебру. Глаза его при этом выражали пронзител
ьную, щемящую тоску. Он обдумывал письмо к своему другу Антонапулосу. Вре
мя перешло за полночь, когда работа была кончена. Сингер спрятал готовое
блюдо, его лоб был влажен от нетерпения. Убрав со стола, он сел писать пись
мо. Ему нравилось выражать слова пером на бумаге, и он выписывал буквы так
же тщательно, как на серебряном блюде.

«Мой единственный друг!
Я прочел в нашем журнале, что съезд Общества произойдет в этом году
в Мейконе. Там будут ораторы и банкет из четырех блюд. Могу себе это предст
авить. Помнишь, мы давно собирались побывать на съезде, но так и не выбрали
сь. Теперь я об этом жалею. Как бы я хотел, чтобы мы с тобой поехали на этот с
ъезд, я так живо себе его представляю. Но я, конечно, и не подумаю ехать туда
без тебя. Люди соберутся из самых разных штатов, и всех их будут переполня
ть невысказанные слова и помыслы. В одной из церквей отслужат специально
е молебствие, потом устроят какое-нибудь состязание, и победитель получ
ит золотую медаль. Я пишу, что могу себе все это представить. Но тут и правд
а, и в то же время неправда. Мои руки так долго безмолвствуют, что я уже и не
помню, как ими владеть. И когда я представляю себе съезд, все его участники
напоминают мне тебя, друг мой.
На днях я стоял против нашего дома. Там теперь живут другие люди. Пом
нишь большой дуб перед окнами? У него обрубили сучья, чтобы они не мешали т
елефонным проводам, и дерево умерло. Большие ветви подгнили, и в стволе об
разовалось дупло. Вот и кошка здесь в магазине (та, которую ты любил гладит
ь и сажать на колени) съела что-то ядовитое и умерла. Мне было так грустно».


Сингер держал перо над бумагой. Он долго просидел так, откинув назад плеч
и, борясь со своим волнением и даже не пытаясь продолжать письмо. Потом вс
тал и закурил сигарету. В магазине было нетоплено и в воздухе стоял затхл
ый кисловатый запах Ц смесь керосина, жидкости для полировки серебра и
табачного дыма. Надев пальто и кашне, он снова принялся медленно выписыв
ать буквы.

«Помнишь тех четырех, о ком я тебе рассказывал, когда приезжал? Я даж
е нарисовал для тебя их портреты: негра, молодой девушки, мужчины с усами и
хозяина „Кафе „Нью-Йорк““. Я хотел бы еще кое-что о них рассказать, но не з
наю, смогу ли я выразить это в письме.
Все они люди очень занятые. Такие занятые, что тебе даже трудно себе
это представить. Я не хочу этим сказать, будто они день и ночь заняты своей
работой, но у них столько забот на уме, что они совсем не знают покоя. Они пр
иходят ко мне и говорят, говорят, пока я не перестаю понимать, как можно та
к долго открывать и закрывать рот Ц и не переутомиться. (Однако хозяин „К
афе „Нью-Йорк““ не такой, он не совсем похож на остальных. У него очень чер
ная борода Ц ему приходится брить ее два раза в день, поэтому у него есть
электрическая бритва. Он только наблюдает. А тем троим обязательно нужно
что-нибудь ненавидеть. И у всех четверых есть то, что они любят больше, чем
еду, сон, вино или общество друзей. Вот почему они всегда так заняты.)

Усач, по-моему, сумасшедший. Иногда он произносит слова очень ясно, к
ак когда-то мой учитель в школе. Но иногда он говорит на таком языке, что я н
е могу поймать его мысль. Один день он приходит в обычном костюме, а на дру
гой Ц в рабочем комбинезоне, черном от грязи и вонючем. Он грозится кулак
ом и спьяну произносит неприличные слова, какие я не хотел бы, чтобы ты слы
шал. Он думает, что у нас с ним есть общая тайна, но я ничего об этом не знаю. А
сейчас я напишу тебе то, во что даже трудно поверить. Он может выпить три б
утылки виски „Счастливые дни“ Ц и после этого еще разговаривает, держит
ся на ногах и даже не хочет спать! Ты мне, конечно, не поверишь, но это чистая
правда.
Я снимаю комнату у матери этой девушки за шестнадцать долларов в ме
сяц. Девушка раньше носила короткие брюки, как мальчишка, но теперь ходит
в синей юбке и в кофточке. Ее еще не назовешь молодой дамой. Я люблю, когда о
на приходит меня навестить. А теперь, когда я завел для них радиоприемник,
она приходит постоянно. Она очень любит музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113