Произнеся молитву, все опять тронулись в путь, который вёл мимо первых до
мов селения, мимо кузницы, устроенной на открытом воздухе, с её сенью из пе
реплётшихся каштановых ветвей, где укрывались от солнца лошади. Кузнец н
е ходил слушать проповедь, потому что Альрик, саксонский конюх, привёл к н
ему подковать лошадь Жильберта в тот самый момент, когда он отправлялся.
Альрик заставил кузнеца остаться ради этой работы, угрожая ему колдовст
вом, которому он будто бы научился у итальянцев. Теперь кузнец стоял на по
роге своей двери, чтобы посмотреть на длинную процессию. То был смуглый ч
еловек с налитыми кровью глазами и волосатыми руками. Его рубашка была р
асстёгнута на груди почти до пояса. Сначала он оставался неподвижен, уст
ремив глаза на Бернара, лицо которого казалось в темноте сияющим; тогда е
го что-то тронуло, чего он не мог понять, и, приблизившись в своём кожаном п
ереднике и в почерневшей куртке, он преклонил перед аббатом колено.
Ц Дайте и мне крест, Ц воскликнул он.
Ц Я дам тебе благословение, сын мой, Ц ответил Бернар, поднимая руку, что
бы благословить волосатого человека. Ц Кресты все розданы, ты будешь им
еть его завтра.
Но в то время, как кузнец поднял голову к вдохновенному лицу Бернара, в его
глазах тоже показался свет, и внезапно им овладела мощная решимость.
Ц Нет, отец мой, Ц ответил он, Ц я хочу иметь его сегодня и свой собствен
ный.
Он бегом бросился к кузнице и возвратился, держа в руке железную полосу, н
акалённую добела.
Ц Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Ц воскликнул он звонким голосом.
Сказав эти слова, он приложил раскалённое добела железо к своей груди и с
делал на ней крест. Маленькая полоска тонкого белого дыма следовала за ш
ипящим железом вдоль обнажённой кожи. Он отбросил железную полосу на пор
ог своей двери и присоединился к толпе со странной улыбкой на грубом лиц
е и с небесным светом в покрасневших от огня глазах. Раздался похвальный
и восторженный возглас большинства, но Бернар поднял голову с суровым ви
дом и продолжал путь, так как не любил никаких безумств, даже ради доброго
дела.
Впрочем, в то время, как говорил проповедь, он уже предчувствовал, что сове
ршатся фанатические поступки, и им овладела печаль, так как он знал, что ис
тинная вера есть избыток настоящей мудрости, и она не может сливаться ни
с каким безумием.
Когда Бернар остался один вечером, то у него на сердце было очень тяжело, и
он долго сидел перед своим дубовым столом при свете бронзового светильн
ика в три рожка. Он поместился в главной комнате обители с крестообразны
м сводом и разделённой на две низкими круглыми арками, поддерживаемыми т
онкими двойными колоннами с капителями, украшенными фантастической ск
ульптурой. Самая меньшая часть комнаты, по другую сторону арки, образовы
вала альков, который вполне закрывался плотным занавесом; более простра
нная часть комнаты была вымощена. В одном из углов находилось низкое дер
евянное возвышение, на котором стояли тяжёлый, дубового дерева стол, а по
зади него резная скамья, приделанная к стене. На столе возле светильника
лежал пюпитр, а над скамьёй была устроена большая полка, на которой наход
илось множество предметов: несколько бутылок чернил, горшочек с клеем дл
я склеиванья листов пергамента и две или три голубые и белые кружки. Напо
ловину высохший букет дрока висел на гвозде, так же, как и соломенная шляп
а с широкими полями и почерневшие чётки. По другую сторону стола, близ окн
а, стоял маленький сосуд со святой водой и кропилом. На стенах было развеш
ано бельё с гербовыми лилиями, грубо вышитыми маленькими крестиками тем
но-красным шёлком. Свод комнаты был гладкий, белый, а пол покрыт соломой. С
камьи, почерневшие от времени, украшали амбразуры окон.
Аббат начал писать письмо, но перо лежало возле неоконченной страницы; о
н облокотился на пергамент, а его рука защищала глаза от слишком сильног
о освещения. С его лица исчез весь блеск; теперь оно было бледно, почти зем
ляного цвета, в то время как его поза выражала изнеможение и усталость. Он
сделал, чего от него требовали: зажёг минутную страсть, и было достаточно
одного часа, чтобы видеть, насколько она не подчинялась его воле… Он вспо
мнил, как Пётр Отшельник довёл громадный авангард первого крестового по
хода до быстрого и несчастного истребления, прежде чем были организован
ы главные силы. Он довольно насмотрелся в этот день, чтобы чувствовать, на
сколько носится в воздухе угроза такого же несчастья, и ответственность
за это падёт на него. Он не сожалел, что проповедовал такие идеи, но горева
л, что согласился проповедовать их таким людям и в такой момент. Он начал и
злагать об этом и ещё о многом другом в письме к папе Евгению, но прежде че
м написал с дюжину строк, перо выпало из его рук, и он принялся размышлять
о своём бессилии удержать морской прилив, который начал выходить из бере
гов.
Внезапно послышались лёгкие шаги во внешнем зале, позади занавеса, но Бе
рнар, поглощённый своими размышлениями, не слышал шума. Украшенная кольц
ами рука раздвинула густые складки занавеса, и самые прекрасные глаза в
свете бросили любопытный взор на задумавшегося монаха.
Ц Вы один? Ц раздался голос королевы.
Не ожидая ответа, она вошла в комнату и остановилась возле возвышения, по
ложив руку на стол с жестом, наполовину дружеским, наполовину молящим, ка
к будто она продолжала опасаться, что обеспокоила его. Монах отнял свои п
розрачные пальцы от глаз и поднял их на Элеонору, едва узнав её и не объясн
яя себе, зачем она пришла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99