Он покоился навсегда в сердце своего сына честным, иск
ренним, храбрым и сильным, каким был он во всем. В то время, как сдерживаемы
е слезы жгли Жильберту мозг, он повернул свои глаза в другую сторону. Не ра
з желал он видеть свою мать покоившейся рядом с отцом в её телесной оболо
чке, но сохранившейся для сына в том, что не умирает в женщине Ц любимой и
почитаемой Ц через поучения в памяти её потомков; он хотел, чтобы она ост
алась навсегда матерью в его сыновней памяти.
Вопреки этим утешительным мыслям, вызвавшим воспоминания о семейном оч
аге, перед ним являлась эта женщина не той, как он представлял её всегда, а
какой её видели иногда другие. Отвратительнейший и безвозвратный прост
упок, совершённый ею, отпечатал на её лице свой след, и в бессознательной п
амяти Жильберта восстали подробности оскорбления, когда его любовь впе
рвые была отброшена ею. Её холодные черты были твёрды, как камень, глубоки
е синие глаза Ц лживы и без веры, тонкие и красные губы презрительно улыб
ались, показывая мелкие и хищные зубы, а в рыжих волосах виднелся оттенок
пламени.
Лучше было бы ей умереть, в тысячу раз лучше ей исчезнуть раньше времени, ч
ем её сыну сохранить такое воспоминание о своей матери.
Черты её лица отгравировались остриём его первого горя на самой болезне
нной части его сердца; едкая горечь новой и неестественной ненависти все
глубже снедала его с каждым днём. А когда, против воли Жильберта, его ум ос
танавливался на ней и сознавал, что проклинает ту женщину, которая родил
а его, тогда в отчаянии он предавался мысленно религиозной жизни.
Но хотя монастырь привлекал Жильберта, взывал к наилучшей стороне его пр
ироды, в то время, когда смерть коснулась его своим крылом, теперь же привл
екательность была уже не совсем та, гораздо менее непреодолимая. Он поня
л, что монастырь был бы единственной возможной жизнью для лиц, прошедших
через серию неудач, от света к мраку, от счастья к горю… Он годился для люд
ей, ничего более не любящих и ни на что не надеющихся, которые ничего не мо
гут более ненавидеть и предаются полному отчаянию. Они ищут покой, как ед
инственное земное благо, которое они ещё могут изведать, в монастыре же е
го было довольно. Надежда умерла в их настоящей жизни, и они искали освеже
ние в надежде будущей жизни. Монастырь был хорош для несостоятельных в л
юбви и в борьбе. Но должна же быть другая форма существования для тех лиц,
молодость которых была ранена, но не умерла, кровь Ц ещё сильна и тепла, в
оля пылка для добра и зла, для людей, которым ещё предстояла борьба. В ней о
ни должны иметь средство против судьбы, которое не было бы оскорблением
Бога. Эта борьба не была бы сопротивлением воле Божьей и возмущением. Доб
родетель не означала бы в ней темницы для души и тела, а надежда на спасени
е Ц монашеской кельи.
Как большинство энтузиастов, знающих жизнь лишь по догадкам и полных вро
ждённой веры в существование добра, Жильберт мечтал осуществить гармон
ию обеих противоположностей Ц религиозной жизни и светской. Подобные м
ечты казались ему несбыточными даже в то время, когда они служили базисо
м самой идее рыцарства, и когда многие из искренних и храбрых людей почти
добились перенести их в действительную жизнь, наскоро, как никогда не до
пустило бы современное общество, хотя бы так было на небе. Религиозная ид
ея крепко засела в душе Жильберта, и он взял в привычку участвовать в хоре
во время большей части монастырской службы и носил всегда послушническ
ую рясу, служившую ему прежде больничной одеждой. Теперь, отправляясь по
свету искать счастья, он чувствовал себя странно в светской одежде, перч
атках и шпорах и предпочитал им монашескую рясу. Он чувствовал, что даже в
деятельной жизни он не избавится от монашеского инстинкта совсем, и что
для него самого так было лучше. Он находился на узком и опасном берегу меж
ду прошедшим и настоящим, куда, рано или поздно, приводится судьбой всяки
й человек сердца, и где каждый шаг влечёт за собой падение, а падение близк
о к погибели.
Внезапно от него отняли силой предметы, ради которых он существовал, он и
х любил и надеялся на них. Теперь у него не осталось более ни ключа к счаст
ью, ни надежды, ни руководителя; со всех сторон перед ним открывалась отвр
атительная, но притягательная сила отчаяния.
Даже воспоминание его первой любви задёрнулось мрачной завесой, так как
он знал о неотменяемости церковного запрещения, и при его настроении ума
думать о Беатрисе ему казалось искушением и смертельным грехом.
Покидая Англию без всякой определённой цели, но со смутным намерением от
правиться в Иерусалим, он скорее повиновался ширингскому аббату, чем сле
довал его дружескому совету; в этом повиновении сильно чувствовалось ук
оренившееся в нем монастырское правило. Ламберт Клер, прежде всего как с
ветский человек, а не духовный, сердечный, а не настоятель монахов, хорошо
понял состояние души Жильберта и предложил ему лучшее лекарство. По его
мнению, излечение разбитого сердца, если таковое есть, не состоит в уедин
ении и молитве, а в борьбе против ран и уколов светской жизни. Он натолкнул
Жильберта на жизнь, какую ведут другие лица аристократического происхо
ждения, советуя ему предпринять паломничество в Святую Землю, как средст
во удовлетворить свои религиозные стремления.
Что касается до материальной помощи, полученной от него Жильбертом, в то
т бескорыстный век небогатый джентльмен не считал стыдом принять денеж
ный подарок от богатой и могущественной личности, как ширингский аббат,
в уверенности нажить состояние с помощью собственных рук и сторицей упл
атить долг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99