Однако, уважаемый мистер Кинг, я не могу не огорчить Вас сообщением о том,
что «Первый Национальный банк» Остина, вполне оправившийся после ревиз
ии, которая окончилась для него вполне благополучно, не только скупил зн
ачительное количество наших акций, но, как мне стало известно из вполне н
адежных источников, намерен финансировать дело, угрожающее тому начина
нию, которое Вам так понравилось.
В Вашем первом письме Вы учили меня прямоте, советуя обозначать все пара
метры дела, сколь бы щепетильным оно ни было. Благодарю Вас за урок, мистер
Кинг. Отныне я всегда буду следовать этому совету. Именно поэтому и форму
лирую: решение Большого Жюри Остина, прекратившее дело против «Первого Н
ационального», уже нанесло ущерб нашему предприятию. Если не поправить д
ело, потребовав пересмотра и отмены решения Большого Жюри, ущерб будет е
ще более значительным.
Со своей стороны, я намерен негласно подействовать на общественное мнен
ие так, что люди поостерегутся иметь дело с «Первым Национальным», сколь
бы заманчивыми ни были его предложения, ибо в том банке держат жуликов.
Вы преподали мне хороший урок, мистер Кинг, я оценил его по достоинству. По
лагаю, Вы не будете на меня в обиде, если я скажу, что шаги, предпринятые с Ва
шей помощью для смены ревизора и тщательного исследования бумаг в «Перв
ом Национальном», были совершенно недостаточны.
Остаюсь, мистер Кинг, Вашим истинным почитателем
Филиппом Тимоти-Аустином, банкиром".

29

"Дорогой Ли!
Все чаще и чаще я вспоминаю наши годы в Гринсборо, и все настойчивее и пост
оянней звучат во мне три слова: «Когда мы были молоды». Нет, прости, не три, а
четыре. Хороший был кассир в «Первом Национальном», согласись! Однажды з
а завтраком (а он у меня теперь до ужаса однообразен: немного овсяной каши
и ломтик подогретого хлеба к кофе, живу на «прибыли» с моего «Перекати-по
ля», которое, говоря откровенно, медленно, но верно катится в пропасть) я т
ак рассмеялся, что Этол в ярости чуть не разбила тарелку о мою голову, и ра
збила бы, не вступись за меня дочка Ц главный защитник, друг и борец за мо
и права. Я хохотал, сгибаясь пополам, не в силах остановиться, а когда Этол
потребовала объяснить, что может быть смешного в нашей кошмарной жизни,
я попытался объяснить ей, что вспомнил, как твой папа и мой несравненный п
окровитель доктор Джеймс Холл пришел в ту аптеку, где я служил учеником п
ровизора. Он попросил сделать ему повторный анализ на сахар Ц бедненьки
й, он так опасался проклятого диабета, Ц а я подлил в мензурку кленового
сиропа, и мой шеф понесся с венком, купленным у гробовщика Серхио, в дом тв
оего папы, чтобы первым возложить его на крышку гроба, потому что с таким с
ахаром человек должен умереть немедленно.
Этол сказала, что теперь она до конца убедилась, какую ошибку совершила, с
оединив свою жизнь с моей, и ушла к себе в комнату плакать. А я, рассказав см
ешную сказку дочке, чтобы как-то отвлечь ее от домашних сцен, когда жена р
ыдает, кофе выкипел, каша пригорела, долг тестю вырос в три раза, количеств
о подписчиков упало раз в семь, Ц отправился в то помещение, которое имен
уется редакцией «Роллинг стоун». По дороге я понял, что дал моему листочк
у именно такое название, поскольку перекати-поле более всего мне по душе,
свободное и гонимое ветром, отдельное ото всех других, тихое, но не подпус
кающее к себе никого Ц сжечь можно, но развести вроде гвоздики на грядка
х возле дома Ц никогда.
Знаешь, когда я по-настоящему влюбился в перекати-поле? Когда твой папа п
ривез меня с собою в Техас на твое ранчо и сказал: «В Гринсборо ты бы помер
от чахотки, как твоя мать, Ц молодым совсем. Покашляй ты еще полгода и в од
но прекрасное утро увидал бы на платке маленькую капельку крови. Это бы и
стало началом твоего конца. Здесь, в Техасе, ты будешь жить на ранчо Ли и сп
ать под открытым небом вместе с другими ковбоями, пасти бычков и баранов,
объезжать диких коней, охранять мустангов и держать наготове карабин, чт
обы участвовать в перестрелках, когда нападут мексиканские „десеспера
дос“, чтобы похитить скот». Я тогда ответил твоему папе, что я сам прекрасн
о знаю, как я болен, и кровь уже была у меня на носовом платке после приступ
ов кашля, но я не просил его заниматься благотворительностью и лучше бы о
н дал мне спокойно умереть в Гринсборо, там хоть можно играть на скрипке м
естным девочкам или услаждать самого себя песнями под гитару о той жизни
, которая лишь грезится нам, но никогда не бывает. «Ладно, Ц сказал тогда т
вой папа, Ц побурчи еще мне, дороги назад нет, сиди тут и становись мужчин
ой! Будешь скулить Ц отправлю к моему младшему, Ричарду, он тебе сразу реб
ра пересчитает!» И я, проклиная все и вся, стал ковбоем, потом забыл про каш
ель и про капельки крови на носовом платке, и как высшее счастье вспомина
ю те часы, когда объезжал коней, стриг овец, отстреливался от грабителей, а
потом привозил из поселка ящики с книгами и погружался в Шекспира и Гизо,
Тениссона и Юма, Бернса и Гёте! А каким откровением стал для меня «Толковы
й словарь» Вебстера! Между прочим, именно благодаря ему я смог покорить Э
тол: я совершенно поразил ее умением объяснить каждое слово и явление, ок
ружающее нас. Мне, знаешь, порою очень хочется написать смешную историю п
ро то, как парень добился руки прекрасной женщины, несмотря на то, что види
мо был неказист и деньгу не умел зашибать, как его соперники, но зато знал
наизусть всего Вебстера. А еще я часто вспоминаю красавицу испанку Тонью
…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71