Желаю Вам всего лучшего.
Если у Вас появятся какие-то новости про Билла, не сочтите за труд сразу ж
е написать мне.
С глубоким уважением
Ваша миссис Роч".

29

"Дорогой Па!
Может быть, ты не получил моего письма или не захотел ничего предпринять,
считая, что это моя очередная выдумка, а может, ничего не сумел сделать, но
я тем не менее хочу описать тебе, как закончилось дело Кида.
В ночь перед казнью мальчик рассказал мне, как он со своей маленькой сест
ренкой Эмми убежал из дома мачехи и поселился в заброшенном подвале. Дет
и, они спали на досках, укрывались лохмотьями, однако счастье их было безм
ерно оттого, что здесь никто не мог поколотить их, выругать, оскорбить под
озрением. Эмми вообще никуда не выходила из подвала Ц так ее забила маче
ха; она боялась всего, каждого нового человека, любого непривычного звук
а… А Кид отправлялся утром в город продавать газеты. Он запирал сестренк
у, чтобы никто не смог еще больше испугать ее, возвращался с несколькими ц
ентами и парой пряников, дети садились к столику, который он смастерил из
старых ящиков, Эмми варила в кастрюле воду, которая называлась кофе, и они
пировали до глубокой ночи, и сестренка восхищенно шептала: «Кид, Кид, како
й же ты храбрый, ты ничего не боишься, ты один выходишь на улицу и бродишь с
реди людей!» Когда зимой сестренка заболела, она, чувствуя приближение к
онца, спросила брата: «Кид, скажи, ты правда ничего не боишься?» И он ответи
л ей: «Я ничего не боюсь, Эмми». Ц «И смерти тоже?» Ц «И смерти не боюсь». Ма
ленькая улыбнулась: «Спасибо тебе, теперь мне будет не так страшно, если п
ридется умирать».
Утром, когда его вели по коридору в камеру, где стоит электрический стул, К
ид был бледен, словно ему высыпали на лицо муку, ноги его подворачивались,
но, увидав меня, он улыбнулся , Па! Он осознанно улыбнулся и с вы
мученной улыбкой сказал: «Здравствуйте, мистер Эл! Видите, я ж не боюсь! Я н
и капельки не боюсь!» Его пиджак был распорот по заднему шву, чтобы ток мог
свободно пройти по телу, макушка выбрита, чтобы на нее наложить электрод,
а брюки закатаны, чтобы легче было обвязывать икры электрическими прово
дами.
Хотя глаза мальчика улыбались, но мускулы его казались размякшими, нос у
жасающе длинным, синим, хотя вчера еще он был веснушчатым и курносым; Кид б
ыл зажат между двумя стражниками, которые подталкивали его к стулу, а поз
ади шел священник и невнятно бормотал слова Библии. Чем ближе к стулу он п
одходил, тем явственнее дрожал его подбородок, и я услыхал, как его крепки
е зубы выбивали какую-то стеклянную дробь.
Начальник тюрьмы Дерби подошел к креслу и сказал:
Ц Кид, сознайся, зачем ты утопил Боба?! Я исхлопочу тебе замену казни, толь
ко сознайся!
Мальчик трясся, никак не мог справиться со своими зубами, а потом наконец
пробормотал:
Ц А я не боюсь, я все равно не боюсь…
Тут начальник Дерби стал кричать на него и упрашивать его признаться и о
бещал помилование, но мальчик повторил, что он не топил своего Боба, и тогд
а Дерби, прямо-таки повис на рубильнике, и Кид стал корчиться на стуле, лиц
о его вытянулось и посинело, потом лопнули глазные яблоки и кровь потекл
а по его щекам, а затем он стал царапать ногтями ручки стула, и лишь когда з
апахло паленым, как бывает, когда петухов держат над огнем костра, он зати
х и съежился.
В тот вечер Билл Сидней Портер сказал: «Мятеж Ц это мысль. Мысль о том, что
казнили ни в чем не виноватого человека, мальчика Кида, отныне не даст мне
покоя. У меня перед глазами его лицо, а на плече я по-прежнему чувствую его
руку… Когда он говорил со мною, он все время дотрагивался до меня, словно п
онимая, что общение с живым Ц это и есть жизнь… Он не был виновен, Эл. Нам с
вами нет прощения за то, что мы дали погибнуть мальчику. Кара настигнет на
с, где бы мы ни были. Мы так же виновны, как судья, отправивший его на стул, ка
к Дерби, включивший рубильник, как священник, смиренно читавший святое п
исание, как надсмотрщики, привязывавшие его худые детские ноги к электро
дам… Нет, мы даже более виновные, чем они… Им дано лишь выполнять приказ, а
нам здесь, за решеткой, даровано высшее право мыслить… Пусть поначалу мы
сль бессильна, все равно она родит мятеж, и вихрь его будет ужасен».
Дорогой Па, рапорт о том, как у Кида полопались глаза, я составил вполне гр
амотно, без эмоций.
Я понимаю, что тебе, как судье, неприятно читать это письмо. Но ведь ты не то
лько судья и мой отец. Ты еще гражданин, поэтому я посчитал своим долгом от
править тебе эту информацию.
Более я не стану тревожить тебя ничем и никогда.
Эл Дженнингс".

30

"Моя маленькая, нежная и любимая Маргарет!
Вот уже и кончилась моя работа в Париже. Я хотел было, бросив все дела, купи
ть билет на пароход и отправиться в Штаты, чтобы успеть на Рождество, как м
ои компаньоны по фирме, весьма пристойные люди, попросили сесть на поезд
и отправиться в Порт Бу, там пересесть на другой поезд и прибыть в Барсело
ну, где хранится яхта, на которой Колумб открыл нас с тобою, то есть Америк
у.
Дело есть дело, родная Маргарет, мне пришлось подчиниться. Наша встреча с
остоится лишь в следующем году.
Я понимаю, как тебе не хочется учить латынь, как тебе надоел немецкий, одна
ко, моя нежность, учеба Ц это тоже дело, и чем лучше ты его сработаешь в дет
стве, тем легче тебе станет жить, когда кончится обязательное и начнется
то, к чему лежит твое сердечко.
Мне отчего-то кажется, что ты станешь великой путешественницей. Нет, прав
да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71