Если бы он сказал всю правду, меня бы оправда
ли. И это бы никак не затронуло его честь. «Он сделал важное признание» Ц
так бы сказали о нем. А обо мне, если я стану рассказывать правду, презрите
льно заметят: «Помимо всего прочего, он еще оговаривает честных людей!» Т
ем более что виновного в моей трагедии уже нет в живых. Вообще я все больше
и больше убеждаюсь в том, что те люди, которые причиняли мне зло (вольно ил
и невольно), платились за это дорогой ценою. Нет, это не ощущение исключите
льности говорит во мне, не мессианство какое-то, ты знаешь, я не отношусь к
числу самовлюбленных нарциссов, просто сама жизнь подвела меня к этому.
Помнишь, как Боб «Лошадиные зубы» донимал меня и подсовывал мне незаряже
нные патроны, когда мы шли в секреты на границу, и сыпал песок под седло, чт
обы погубить моего коня? И что же? Не я погиб в перестрелке, а он, потому что
в суматохе ночного нападения бандитов он схватил мои патроны, а не свои…
В Новом Орлеане сосед по ночлежке клал в воду мое лезвие, чтобы я не мог по
бриться утром, перед тем как уйти в поиски поденной работы, а потом сесть в
парк, за очередной рассказ (я не могу работать, если небрит); он нарочно опр
окидывал мою миску с кашей, которую давали бесплатно, а это было пищей на в
есь день, Ц согласись, дело отнюдь не маловажное. Так вот этот человек по
скользнулся на мостовой, упал и поломал себе ногу. Когда я положил его в кэ
б, Ц хозяин согласился отвезти его в больницу для бедняков, он в ярости х
отел ударить меня по лицу, свалился с сиденья и поломал ключицу. (Кстати, о
н был уродлив до отвращения. Все уродливые люди обязательно подонки, в эт
ом кроется какая-то закономерность.) В Мексике, когда я с Элом Дженнингсом
присматривал местечко, о котором говорили как о золотом дне, к нам приста
л один бродяжка, американец из Айовы. Дженнингс не очень-то хотел брать ег
о, но я уговорил, нажимая на то, что человек без знания испанского языка, од
ин-одинешенек, лишенный средств, обречен на гибель. Я уговорил, а этот чел
овек сразу же стал делать мне гадости. О, как он был изощрен в своей гнусно
сти, как изобретательно он старался внести рознь в нашу дружбу! И что же? П
ровидение наказало его, он свалился в тропической лихорадке, и только зн
акомство с добрым капитаном позволило нам отправить его в Новый Орлеан.

Как я понял из одного твоего письма, к моей трагедии мог иметь отношение Ф
илипп С. Тимоти-Аустин. Хочешь верь, хочешь нет, но его накажет Господь. Так
, увы, произошло с тем человеком, к которому я прекрасно относился и которы
й еще полгода назад мог бы положить конец моему позору. Он не сделал этого
, и его нет больше.
Если бы на следствии я поступил чуть более «обтекаемо», если бы открыл не
всю правду (я не говорю о том, чтобы осознанно лгать, я этого не умею и, главн
ое, боюсь, жду кары), тогда мое положение было бы совсем другим и поводов к а
грессивной защите я бы имел куда как больше, но я считал недостойным лгат
ь потому именно, что уверен в своей честности и невиновности. Ведь никто н
е показал против меня, ни один человек! Ведь никто не присутствовал тогда,
когда я якобы давал деньги или (что еще обиднее) брал их себе. Я мог бы отказ
аться от той или иной подписи в платежных ведомостях, но я ни от чего не от
казался, более того, я всегда рассказывал абсолютно всю правду, и это, коне
чно, было против меня, но я полагаю, что человек живет не тем днем, который н
ачался сегодня, но днями, в которых ему надлежит реализовать то, что отпущ
ено Судьбою.
«Он признался!» Повторяю: я не признался, я просто сказал правду, полагая,
что дело следствия искать виновных. Следствию это оказалось не под силу.
А может, было невыгодно.
Закрыть дело нельзя, все обязано быть доведенным до конца. Истинного вин
овника найти невозможно, но ведь есть я, следовательно, я и есть преступни
к! Так зачем же мне сейчас проявлять недостойную суетливость? Что это дас
т, кроме ощущения собственной малости? А разве человек, долго испытывающ
ий такое чувство, сможет писать рассказы?
Судьба выносит свой приговор. Тот, кто виновен, никогда не сможет творить.

Ли! А я ощущаю в себе постоянную тоску по работе, меня душат слова, образы, м
ысли.
Я обязан доказать свою невиновность не тем, что буду долгие годы ходить п
о серым и безликим судебным инстанциям, но творчеством.
Я обязан стать нужным тем отверженным, с которыми меня сводила жизнь, тем
несчастным, которые ждут своего Счастья.
Пусть я помогу им в уверенности, что свершится Чудо. Только надо идти впер
ед, идти и идти, как бы ни было трудно, и вот там, за поворотом-то, оно и ждет в
сех нас, это Чудо.
Я жду будущего без страха.
Я не намерен терять достоинство.
Не сердись.
Твой друг
Билл Сидней Портер".

71

"Дорогой мистер Холл!
Как мы и договорились, я отправился на процесс м-ра Портера, дабы на месте
предпринять все возможные шаги для защиты этого джентльмена.
Увы, я ничем не могу обрадовать Вас. Хотя м-р Портер категорически отказал
ся признать вину, хотя обвинитель был вынужден отказаться от ста четырех
пунктов, выдвигавшихся против м-ра Портера во время следствия, тем не мен
ее два эпизода ему вменены в вину и восемьсот долларов «повисли в воздух
е».
Другой бы на месте м-ра Портера потребовал повторной экспертизы, вызова
новых свидетелей и допроса родственников тех, кто руководил работой Бан
ка, но к моменту суда умер. Однако, как ни странно, Ваш друг во время слушани
я дела ведет себя совершенно безучастно. Он одет, словно бы вышел от лондо
нского портного, прическа его безукоризненна, манеры достойны и сдержан
ны, но он совершенно не слушает, что о нем говорят, его вроде бы не интересу
ет то, что должно на этих днях свершиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71