Ту, что жила возле форта, милях в тридцати от нас… Ее убил лейтенант из по
граничной стражи, перепутав с «Малышом», который и подстроил все это дел
о, отправив ему письмо, написанное вроде бы ею самою, что «Малыш» будет ухо
дить через границу, одевшись в ее платье… Между прочим, именно Тонья была
моим первым и самым прекрасным учителем испанского языка, а я взамен учи
л ее французскому… Она так мечтала уехать в Нью-Орлеан и пожить там во фра
нцузском квартале, самом красивом квартале этого города!.. Когда ты меня р
асспрашивал про нее, я говорил пренебрежительные слова, а как же иначе го
ворит о девушке молодой балбес, который забыл на твоем ранчо про свою чах
отку, ел полусырое, еще теплое мясо бычков и пил горячее козье молоко?! Мы в
се находим прекрасные слова для женщины, которая была первой страстью, л
ишь по прошествии лет, когда открывается новое состояние Ц не столько т
ела человеческого, сколько духа.
Знаешь, у меня в редакции в туалете висит кусок зеркала, и, когда я драю рук
и керосином пополам с мылом, чтобы отмыть въедливую типографскую краску
, мне так грустно видеть свое изображение. Ли! Вместо длинноволосого ковб
оя в сомбреро, с мексиканскими шпорами и с сорокапятикалиберным кольтом
за кушаком моему взору предстает мосье с бесцветными глазам
и и блеклой кожей, тщательно прилизанный, Ц редактор, увы, должен быть об
разцом благообразия для граждан, как же иначе, он, словно светский пропов
едник, блюдет нравственность, будь она трижды неладна, эта наша проститу
тская нравственность, которая стоит в зависимости от колебания цен на на
иболее выгодные акции чикагской биржи!
А самое страшное время наступает ночью, когда номер сверстан и разослан
подписчикам. Именно тогда я начинаю читать письма редактору. Знаешь, мир
разделяется на тех, кто работает, и тех, кто надсматривает за работой, алчн
о ожидая, когда трудящийся совершит ошибку.
Ты не можешь себе представить, как хищно набрасываются на ошибку ехидные
старики и всезнающие молодые ниспровергатели. Сами они ничего не могут
написать, но, боже, как они умеют отыскать ссылку на то, что Александр Маке
донский не говорил фразу «Боги помогут», а произнес ее Август, Ц будто бы
они сами пили виски с императором, занемогшим поносом после чрезмерного
пиршества в бане, где пар был слишком сухим и горячим! Сладостно урча, буд
то койоты, они рвут тело написавшего, только б уличить его в самой крошечн
ой неточности, только б пригвоздить его к позорному столбу незнания!
Мне иногда хочется создать Всемирное Общество Журналистов и Писателей,
чтобы договориться с коллегами о бойкоте человечеству хотя бы на год! Пу
сть поживут без Слова! И поставить при этом условие: «Запретите паразита
м от знания, которые каждую строку в газете или книге читают предвзято, му
чать редакторов своими подметными письмами и обижать репортеров, вживл
яя в их мозг некие аппаратики заведомого страха перед фантазией! Только
после этого мы снова вернемся к нашей работе!» Но нет же, люди так разобщен
ы, так ищут свою выгоду, а этим так умело пользуются те, в чьих руках власть
и деньги, что мои благие прожекты так и останутся прожектами, ничего не по
пишешь, все будет идти так, как угодно Судьбе, подданными которой мы все яв
ляемся, дорогой Ли.
А знаешь, зачем я написал такое глупое и унылое письмо?
Только затем, чтобы ты мне по совести ответил: что бы тебе хотелось читать
в газете? Еще конкретнее: на какую бы газету ты подписался? Угодны ли тебе
в такого рода газете рассказы о жизни таинственного сыщика Тиктока? Стих
и? Рассказы в рисунках?
Твоего ответа очень ждет неунывающий редактор Билл Сидней Портер"

30

"Мой милый!
Я совершенно не нахожу себе места!
Я попросила дядюшку Фрэнка отнести тебе эту записку, потому что у меня не
т сил ждать, когда ты вернешься домой.
Прости меня! Умоляю, прости свою взбалмошную жену с отвратительным, несд
ержанным характером, но ведь я так люблю тебя, Билл! Я готова переносить с
тобою все лишения, я пойду за тобой на край света, милый! Но что я могу подел
ать, если я южанка, и никогда не знала, что такое нужда, и воспитывалась, как
в теплице?!
Я никогда, никогда, никогда больше не стану вести себя так мерзко, как это
случилось сегодня за завтраком!
Приходи скорее!
Любящая тебя
Этол".

31

"Мое солнце!
Я все понимаю и не сержусь на тебя. Теперь.
Если ты сделаешь яичницу с гренками, мы ее съедим, когда я вернусь, и выпье
м хорошего чая с шиповником. В прериях им лечат все.
Целую тебя.
Твой Билл".

32

"Дорогой Билл!
Я читал твое письмо и все время вспоминал, как ты сочинил смешную историю
про оборванного, изможденного старикашку, который медленно брел по доро
ге, а вокруг него бегали сорванцы и поддразнивали несчастного, такова уж
мальчишечья натура! (Это вроде ветрянки, все через нее проходят, остается
лишь пара отметин на животе или на ягодице, которую не без интереса разгл
ядывает любимая, ибо, ты прав, подруга вступает во владение мужем, словно б
анкир, купивший новое дело: исследуется все, любая мелочь, как же иначе Ц
отныне это Свое, Недвижимость, Собственность!) Я сначала смеялся, когда ты
рассказывал, как шалуны бросали в старика песочек и маленькие камушки, с
меялся до тех пор, пока главный озорник не приблизился к деду и не предлож
ил ему помочь, и тот со слезами благодарности протянул руку, и озорник взя
л эту руку, предвкушая предстоящую игривую шалость, а дед схватил мальчи
ка, скрутил его, изуродовал и убил Ц прекрасный образец школьного воспи
тания, сказал ты тогда, за шалость Ц смертью, за слово Ц пулей, за шутку Ц
кинжалом под ребро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71