Он пустил свое знаменитое облако дыма.
Ц Вот ты и балда. Их уже начинают от нас переманивать. Мода всюду проника
ет на эту кибернетику. Ставки, помещения, оборудование Ц все находят. Амо
сов этот киевский всех всколыхнул. Не дадим мы Ц ребята уйдут. И правильн
о сделают. И надо их держать, у них большое будущее. У тебя тоже будущее, но т
ы не сбежишь. Я знаю. И будешь в городе работать, даже в собачьей конуре. Я те
бя знаю, Юра. А они все сбегают. И глазники, и кожники, и математики. Только т
ы не сбежишь. А город-то жалко. Надо людей закреплять, Юра. Умных людей, поле
зных. Ты пока продержись как-нибудь, ладно? А потом мы придумаем. Понял?
Ц Понял, Ц ответил доктор Рыжиков как можно добродушней, удивляясь тол
ько тому, что Мишка Франк непривычно расчувствовался. Ц Опять я последн
ий…
Ц И привет оболочке, Ц сказал Мишка Франк. Ц Как там сегодня она?
Ц Сегодня плохо, Ц признал доктор Рыжиков, хотя и сам не понял, почему, ес
ли Мишка в сознании, оболочке должно быть плохо.
Ц Но жива хоть? Ц спросил серьезно Мишка Франк.
Ц Пока жива…
Ц Ну, тогда я пошел… Вперед, на ржавые мины!
И, непонятно как связав одно с другим, Мишка Франк встал с кровати. Резинов
ые шланги и стеклянные трубочки капельниц потянулись за ним к двери изол
ятора. Сзади на спине густо шерстели седые и черные волосы.
Доктор Петрович рванулся за ним, чтобы остановить и уложить, но оказался
вдруг сам прикрученным к стулу бинтами и резиновыми шлангами. Стул дерну
лся за ним, раздался грохот.
Ц Юрий Петрович, вы что?!
Ц Ничего… Ц потер он колено и локоть. Ц А что?
Ц Вы со стула упали!
Слава богу, хоть не на Мишку Франка.
Заботливые лица, переполошенные глаза. Еще бы, такого не увидишь и в века.
Часовой Рыжиков уснул на посту.
Ц Мастер, разве так можно? Вы здесь шесть суток! Идите отоспитесь, мы поси
дим! Отвезти вас? Не бойтесь, никуда он не денется!
То-то и видно, что не денется. Лежит как полагается. Как полагается в глубо
кой подкорковой коме. Под веселую песню гармошки дыхания. Мощный живот в
такт ей вздымается под простыней. Цвет лица румяный и бодрый. Сердце пока
тьфу-тьфу-тьфу. Что-что, а сердце держится боксерски. Товарищ Франк жив. И
не просто жив Ц живет…
Ц Смотрите, слеза…
Она одиноко текла из закрытого глаза по небритой щеке. Что она значила, ни
кто не мог сразу сказать. То ли след повреждения, то ли какая-то глубокая, п
роснувшаяся первой боль. То ли какое-то давнее сожаление или вина. Не докт
ор ли Рыжиков мечтал о такой слезе, когда в последний раз говорил с Мишкой
Франком. О слезе раскаяния Ц на самый малый случай. Но Мишка Франк только
хохотнул Ц довольно впрочем, осторожно. Что теперь, всем вешаться или ст
реляться из-за одного несчастного случая, по собственной вине к тому же? О
н ведь десять раз повторил все сначала: что не оставлять же было тех же сту
дентов на улице, на зиму глядя, из-за пяти несчастных плит; что были принят
ы под расписку все меры предосторожности; что студенты сами в теплый веч
ер поотрывали рейки и открыли забитую дверь Ц подышать… Что да, была нео
смотрительность, но не было вины. Что люди сами взрослые и вообще прокура
туре виднее. «Ну хочешь, сам пойду под суд, сам на себя напишу обвинение. А с
троитель Ц ему как прикажут…» Доктор Рыжиков не хотел, чтобы Мишка Фран
к шел под суд. Его бы устроила просто такая слеза. И он сказал: «Если я ничег
о не могу объяснить, пусть он к тебе сам во сне придет и все скажет!» Тут Миш
ка Франк и хохотнул, старый материалист. А вот что придавило его прокурен
ные сосуды в ту майскую ночь, так и осталось секретом. А также Ц что значи
ла эта слеза…
…Ибо «секреция ее резко усиливается при разных раздражениях роговицы (и
нородными частицами, попадающими в глаз, вредными примесями в воздухе и
др.), а также при некоторых эмоциональных состояниях. В таких случаях част
ь слезной жидкости не успевает оттекать по слезовыводящим путям и скаты
вается через нижнее веко».
Как выражаются они сами.
Сам-то доктор Рыжиков не заметил, что впервые за годы, с самого воцарения
мира, ему приснился иной сон кроме того единственного, с которым он был об
ручен. Кроме «прощайте, товарищи!».

57

Ц Плачешь, десантник! Спишь и плачешь, слеза вон течет! А тут уже до Берлин
а дотопали!
Не кто иной, как ветеран-артиллерист своей протянутой рукой в сей раз выт
ащил доктора Рыжикова из могильной воронки. «Прощайте, товарищи!» Ц кри
чал он беззвучно оттуда. А товарищи снова взялись перекуривать, опершись
о свои лопаты. Вот-вот за них возьмутся, и тогда… Справа лежит, ждет своей у
части Сулейман, слева Ц Мишка Франк. Молчат и ждут, что он предпримет, док
тор Рыжиков. Он предпринимает, но бессильно. Слова падают рядом в грязную
жижу, не долетая до товарищей с лопатами. Поэтому сейчас он погубит и Суле
ймана, и Мишку. И этого ему никогда не простят. Хотя как не простят, когда ег
о зароют вместе с ними…
Ц Да нет… Ц Хоть бы раз догадаться, что это прошлое, что это сон, что сейч
ас город, сквер, ордена и медали. Девятое мая. День Победы. И ноги сами занес
ли сюда, когда он послушался всех и попытался добраться до дома. Скамейка,
солнышко, артиллерист, трибуна. Мокрая точка на щеке. Ц Да нет, это так… От
жары…
Ц А… Ц сказал артиллерист. Ц А у меня с войны два сна застряло. Один со с
мехом, другой со слезами. Со смехом Ц это как баню разбомбило и мы все гол
ые выскакиваем, даже без кальсон. А тут люди ходят, город, трамваи… Как сег
одня. Смех-то смехом, а мы мечемся голые, друг другом закрываемся, во как в п
еченку въелись налеты эти…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132