VadikV


80

Андрей Тарасов: «Оболочк
а разума»



Андрей Тарасов
Оболочка разума

Советский писатель; Москва; 1986

Аннотация

Повествование о нейрохирурге.


Андрей Тарасов
Оболочка разума

1

Некий доктор Рыжиков приставил свой велосипед к скамье и огляделся.
Оркестр уже гремел «Прощание славянки».
Гудело множество людей.
Их тогда было гораздо больше. Их век был в разгаре, хоть и сильно урезанный
смолоду железом и огнем. Что не помешало им в это утро быть уже под газком
Ц как положено. Отчего и приподнялся тонус встречи, даже если встречали
сь соседи. При объятиях смаху чокались знатные ордена и рядовые медали: «
Знамя» со «Звездой», «Отвага» с «Будапештом», «Берлин» с «Ленинградом»…
Боевой перезвон.
Наград Ц с большим избытком. А рук и ног Ц недокомплект. По мокрому асфал
ьту утренне-бодро стучат протезы, палки, костыли. Коляска с безногим упор
но пробивается сквозь массу к плакату «Ветераны бронетанковых и мехчас
тей». Во всех концах сзывали пехоту и летчиков, артиллерию и саперов. Даже
кавалеристов, уж на что лошадей позабыли.
Только доктора Рыжикова никто не созывал. Потому он стоял в неприкаяннос
ти, высматривая где-нибудь таких же одиноких, как он сам.
Ц Чего стоишь? Ц сказали вдруг ему. Ц В строку попасть не можешь?
Доктор Рыжиков всю жизнь со всеми только «выкал». А с ним всегда сразу на «
ты». Такое задушевное доверие он вызывал у незнакомых людей. Может, зелен
ым всепогодным плащом из клеенки, под путевого обходчика. Может, серым бе
ретом, некогда принципиально голубым. Может, просто лицом.
Ц Тогда давай, садись! Захватывай НП!
Доктор Рыжиков захватил. Пригласивший был незнакомым, длинным и жилисты
м, кого в народе зовут «мослом». Городская шляпа, вытянутое костистое лиц
о, впалые щеки, выцветшие, как рыжиковский берет, но цепкие глаза. Ими он не
сколько раз измерил нового соседа. Он тоже был одинок и сочувствовал оди
ночеству.
Ц Десантникам почет и уважение. А где твой второй?
Доктор Рыжиков приятно удивился, что нашел тут признание. Но машинально
спросил:
Ц Какой Ц второй?
Ц Ну усатый, котяра твой толстый… С которым афишку вы носите… Я-то вас ту
т каждый раз вижу. Не помер, случаем?
Ц Как Ц помер? Ц чуть не кинулся куда-то доктор Рыжиков, но заставил себ
я остаться. Ц Да нет… Ц сказал он, правда не совсем решительно, опасаясь
проницательности соседа. Ц Почему помер?
Ц Да почему помирают… Ц философски пояснил сосед. Ц Срок выходит, вот
и помирают… У нашего брата как: с виду такой бугай, вроде твоего, а внутри ж
ивого места нет… Я его еще где-то видел, клише вроде знакомое. Только вспо
мнить не могу. В газете про него писали?
Ц Может, писали давно, Ц вежливо ответил доктор Рыжиков, поняв, что речь
в философском, а не в конкретном смысле. Ц Он вообще-то тренер по боксу…

Ц А-а… Ц зауважал сосед. Ц Тогда снимаю шляпу. А я тогда из артиллерии. Т
риста десятый гаубичный резерва Главного Командования и тэ дэ. Ну и хоро
шо, что не помер. А то помрет Ц один останешься с афишкой своей. Прямо смот
реть жалко. Вас, десантников, наверно, меньше всего и осталось. К черту в па
сть прыгать Ц это же прямо на шило ему… И во всем городе было вас двое? Ник
то больше на афишку не пришел?
Ц Приходили, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Но мало. А постоянно только мы…

Ц Десантник есть десантник, Ц сочувственно поддакнула артиллерия. Ц
Это я ничего не скажу. Мы-то живьем немца мало видали. Но «юнкерсы» давали
нам просра… Как вспомню, так вздрогну… Наших куда больше, гаубичников. Во
т у нас кого погибло Ц это противотанковых. Как выставят на прямую навод
ку… Это я тоже сниму шапку… Я их вблизи только в сорок первом видел. И то из
дали. Как из окружения карабкались. Нам командир дивизиона, царство ему н
ебесное, приказал пушки взорвать и на Бобруйск топать. А комбат, царство е
му небесное, старший лейтенант, говорит: сам приказал и ускакал, убьют где
-нибудь, потом этот приказ не сыщешь, а меня за эти пушки трибунал расстре
ляет… Ну, мы и впряглись. Все по болоту да по болоту. Сперва на лошадях, пото
м на себе… Пушка-то полковая, это тебе не пулемет. Чистый фельетон. Уже и ко
мбата убило давно. Сперва ранило, мы на плащ-палатке к пушке привязали, по
том голову осколком срезало… Немец на восток по шоссе движется, а мы туда
же, только по болоту. «Мессеры» как налетят… Он на шоссе, сволочь, галеты б
росал с самолетов, выманивал: мол, выходите, сдавайтесь. А на нас, на болото,
бомбы и листовки, бомбы и листовки. Выходи, моя черешня. Ну не сукин ли сын? К
ак вспомню, так спину заломит. Постепенно одна пушка осталась, остальные
утопли. Уж мы ее и толчком, и на канатах… Морды обросли, белье сопрело… Пье
м из болота, у всех понос кровавый… А он в листовках поливает: зря тужитесь
, уже Москву взяли… Видал? А сам только еще под Смоленском чешется. Ну не на
хал ли? Да еще врет: у своих всем вам каторга и Сибирь, а здесь кормить и поит
ь будут даром. Ну мы днем отлеживаемся, думаем: ничего, если с пушкой заяви
мся, скостят нам, не в Сибирь турнут, а снова на фронт. Уж мы тогда ему… Может
, и командир дивизиона где уцелел, подтвердит про приказ… Только болото, д
ом наш родной, кончилось, впереди железная дорога и речка. И как хочешь. Хо
чешь Ц с немцем под ручку по понтону ее тащи… Ну, закатили мы ее в кустарн
ик на сопочку и думаем, как употребить. Последний снаряд держим. Пушку ли и
м взорвать или по понтону садануть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132