Ему-то каково? А нам? Кт
о где стоял, там и сел, ослабели от смеха. Хоть плачь, хоть смейся. Какими иди
отами только что выглядели, на подступах к пустой траншее, да еще после ко
нца войны! Клоуны, и только… Цирк! Старшина от обиды плюется, от самой Волг
и дошел, чтобы так под конец оконфузиться… Попасть в мартышки…»
Он рассказал бы это и артиллеристу в ответ на расплющенный палец. Если бы
не глаза Сулеймана, смотревшие издалека с всепонимающим сочувствием: «П
равильно, теперь другим надо рассказывать. Правильно, ничего…»
Что он теперь сможет рассказать под этим взглядом?
А кто-то должен знать, чем тогда кончилось. И для всех, и для каждого. Просто
знать, чтобы передать потом дальше. Как передал бы Сулейман, обещавший эт
о без всяких слов. Просто той искрой в глазах. Принято, понял…
Как кончилось? Вот шли, ползли, сгибались, мечтали о конце. А он пришел Ц ка
к же так? И это все? Обсыпанная дымная траншея, тупая боль в ушах, усталость
и конфуз. И никого, с кем за все рассчитаться. Как же оставить все это? Как же
тот голенький мальчик, младенец со сморщенным старческим личиком, прико
лотый к украинской сосне плоским немецким штыком? Как же мертвая девушка
в кузове брошенного бронетранспортера со следами всех возможных и нево
зможных надругательств? Как же колонна наших пленных, расстрелянная пря
мо на дороге, полтысячи ребят в кальсонах и рубашках, пропитанных кровью?
Как же? Как же? Как же? Только дошло до расчета Ц и кончилось? Ну нет, не за та
ким концом мы шли!
«Вот тут нам мало показалось, Ц был готов он сказать Сулейману после его
возвращения. Ц Тут подавай еще. Правда, потом немного душу отвели, эсэсов
цев отлавливали, которые к американцам за реку просачивались. Сортирова
ть их научились по подмышке. Хенде хох Ц и туда. Есть татуировка с группой
крови Ц ага, эсэсовец! Значит, в комендатуру, Ц может, важная птица. Прост
ые сами шли на сборный пункт, даже без конвоиров. Записки им давали: взяты
в плен ефрейтором такой-то роты такого-то батальона такого-то полка сто
шестой грардейской воздушно-десантной… В общем, Рыжиковым. Мало ли что…
Может, наградят за них. Хотя пока они бредут, раз пять можно новыми записка
ми снабдить, что все подряд и делали. И тут случалось всякое. Не знаю, надо т
еперь об этом вспоминать или не надо, забыть напрочь. Один эсэсовец снача
ла часы золотые совал, вроде добровольное пожертвование, а когда не помо
гло, стал выворачиваться, нихт комендатура. Васька Ляшенко поддал ему са
погом в зад. Тот оскорбился, впал в истерику: мол, я вашу низшую расу презир
аю. Хохочет, сволочь, орет и показывает, как он под Москвой пятнадцать наши
х деревень сжег, а наших девушек вот так… Хохочет и показывает как. А у Вас
ьки в Черниговской области двух сестер изнасиловали и на глазах у матери
сожгли в сарае с заложниками. Матери глаза выкололи и язык отрезали Ц за
партизан. Это где «Подпольный обком действует». Он в красноармейской кни
жке письмо из сельсовета носил, что, «дорогой наш земляк, мать твоя жива, н
о сошла с ума и писем писать не может, поэтому писать будем за нее мы, уцеле
вшие односельчане». Ну он и… В общем, не довел».
«А почему, Юрий Петрович? Ц спросил бы Сулейман после молчания. Ц Почем
у не вспоминать? Он не ребенка убил. Раз было Ц надо вспоминать. А то вспом
инают то, чего не было, и не спрашивают, надо или не надо… Извините…»
Вслед за ним уплывало его последнее «извините» Ц не просьба, а какое-то з
атаенное мягкое, но настойчивое утверждение.
В общем, оно много раз кончалось. Как потом выяснилось. И в том числе когда
некто добродушный и тощий лежал на майской травке, подставив солнцу лесе
нку юных ребер и блаженнейше щурясь. А рядом пленный немец, передвигаясь
на корточках, аккуратно и бережно выкладывал кирпичными уголками, белен
ыми известью, заветный секрет победителей: «Приказ начальника Ц закон д
ля подчиненных!» Шло оформление полкового лагеря. И некто дремлющий был
юный доктор Рыжиков, гвардии ефрейтор ВДВ, получивший задание от старшин
ы. Линейки, лозунги, дорожки, уставные основы, наглядная агитация Ц было о
т чего возомнить себя архитектором. Тем более немец попался исполнитель
ный и усердный, в работе Ц педант. Строго по линеечкам выложил «Приказ…»
Ц взялся за следующее, сверяясь с руководящей бумажкой. «Живи по уставу
Ц завоюешь честь и славу!»
Старшина занял первое место в дивизии и получил трофейные часы от генера
ла. И заметно потеплел к доктору Рыжикову за таковой художественный дар.

Тут он был вправе вполне добродушно добавить:
Ц Я-то что! Вот у школьного друга талант так талант! За него фрицы и картош
ку на кухне чистили, и автомат ему драили, и даже дневальными под грибком с
тояли. Издали со старшинского конца, видна фигура Ц ну и ладно. А он рядом
спать завалился на травке да еще приказал свистнуть, если замаячит начал
ьство. Фриц все исполняет: стоит, свистит… Все-таки у них эта аккуратность
в крови…
Ну что ты нам скажешь, если едва в семнадцать пошли воевать, а в девятнадца
ть чудом уцелели да еще победили?
И думали тогда: все кончилось! А оно все кончается и кончается, никак не ко
нчится и до сих пор. Пока живут эти люди, что толпятся вокруг, все еще не вер
я своей жизни. И еще неизвестно, сколько продлится и после них.
Митинг уже разбивался на кучки, потирающие руки перед неофициальной час
тью. От одной из них к их скамье почему-то направился представитель.
Ц Ладно! Ц сказал он с нескольких шагов артиллеристу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132