Темно-вишневое плюшевое платье было извле
чено на свет от долгого висения в шкафу. Кокетливая тряпочно-алая розочк
а украшала левое плечо. Белый кружевной воротничок, подведенные глаза, к
ричащее пятно помады, белая маска пудры, блестящие глаза, распущенные во
лосы Ц все было полно веры в женские чары. Она с гордостью поставила докт
ору Рыжикову стул и вытерла его ладонью. Потом принесла с кухни чистую та
релку, вытирая на ходу той же ладонью. Поставила свежую рюмку, наложила хо
лодца.
Ц Ну… Ц И посмотрела сияющим взглядом.
Доктор Рыжиков должен был оценить стол и все окружающее. Он оценил. Стол л
омился от бутылок водки и розового портвейна. Запотевший графин с пивом,
два блюдца с холодцом, два с пельменями, колбасы, копченая рыба, икра… Бога
тые соседи могли лопнуть от зависти. Этого хватило бы едоков на пятнадца
ть.
Но герой был один.
Его и демонстрировали доктору Петровичу.
Он возлежал на хозяйском диване, около стола, в окружении посуды с объедк
ами, бокалов и рюмок. Под локтем и спиной Ц высокие подушки. Но от ног, задр
анных на спинку дивана, волнами расходился неистребимый запах нейлонов
ых безразмерных носков, не снимаемых ни днем, ни ночью по крайней мере пол
года. Узкие потертые брючишки задрались, открыв полоску белой и тощей но
ги. Тем более белой, что на ней жирно синели татуированные линии. На худом
остроносом потасканном личике слезились глаза Ц то ли от тепла, в котор
ое сегодняшний падишах редко попадал, то ли от надорванных слезопроводо
в.
И над всем этим вились и копнились поразительно черные кудри пришельца.
Черные, как разбойничья ночь. И бакенбарды.
Не четыреста наложниц хлопотало вокруг падишаха, а одна поношенная посу
домойка из городского ресторана. Но радости и гордости, с которыми она вз
ирала на него, хватило бы на десять космонавтов.
Женька с краешка терся о тощие ноги пришельца и тоже млел. Его затылок том
но поглаживала тощая белая ручка с жирно-зеленым фантастическим рисунк
ом Ц двуглавый адмиральский якорь, обвитый вместо цепи толстой змеей, м
ощный хвост которой уходил вверх, сжимая тощую белую руку где-то выше лок
тя.
Доктор Рыжиков понял, что это библейский сюжет. Возвращение блудного отц
а. Доктор Рыжиков был прав Ц Женькин отец отнюдь не оказался бедным чере
пом, над которым вздыхал Женька.
Падишах надменно оглядел доктора Рыжикова. Слезящиеся черные глаза он в
ытирал подушечкой большого пальца. В общем, у него был вид сильно поношен
ного и выброшенного из табора за паршивость цыгана. Но на доктора Рыжико
ва он показал Ц как цезарь на раба.
Ц Хахаль приперся? Не может вечер обождать?
Это была самая лестная из всех оценок женских прелестей Женькиной матер
и. Она так это и поняла и радостно зарделась:
Ц Да что ты, Паша! Скажешь тоже! Они приличные люди, из родительского коми
тета! С Женькой занимаются, учат, пальто купили…
Ц Пальто… Ц отмахнулся шах тощей татуированной лапкой. Ц Знаю я этих
культурных… Не видел, что ли? Комитет… Да ладно, пусть присаживается, не об
ъест… Присаживайся, комитет… Я не сердитый. Бабам тоже жить хочется, я пон
имаю…
Нотка попранного достоинства заиграла в его томном голосе. Еще бы, если в
сюду таились обида и предательство.
Ц Шефы… Ц пошевелил он носком. Ц Только хозяин из дому, как шефы тут как
тут… Знают, коты, над каким салом шефствовать…
Видит бог, тут салом и не пахло.
Ц Паша… Ц сказала Женькина мать.
Ц Что Ц Паша? Может, Паша не наша? Может, Паша тут лишний? Так так и скажите!
Выметайся, мол, Паша, эта хата не ваша… Я все по-человечески пойму Ц и до св
идания… На холод, на мороз… По сугробам. Не впервой…
Женька напрягся под якорем, гладившим его затылок.
Бездна слабости духа и тела лежала на старом семейном диване. Собственны
й вес Ц едва за пятьдесят кило. Нечто без дна, без малейшей опоры, на котор
ую можно бы было надеяться хоть секунду. Но в то же время бездна самомнени
я и обидчивости. Кипение чувств, мгновенно меняющих направление. Сладост
растное актерство, которому все равно, полный или пустой зал, молчание ил
и аплодисменты, ибо оно видит и слышит только себя. Падишах, космонавт, кол
умб, викинг. Он победил и вернулся. Он устал. Его оскорбили в лицо. Он обидел
ся.
Он казался себе всем на свете, кроме того, чем был. И это была единственная
сцена в мире, с которой его не гнали.
Доктор Рыжиков как к стулу прилип Ц не мог прийти в себя. Он доверил свои
честь и достоинство Женькиной матери.
Ц Скажи ему, пусть выпьет, Ц сжалился падишах. Ц Если пришел… Чего сиди
т как недоделанный? Да, Женька? Женька один меня любит. У-у, молодец! Мужик м
ужика чует издалека. Женька не скурвится, не продаст… Женьке верить можн
о… Свой парень…
Каждая новая иллюзия наполняла глаза импровизатора потоком слез, и он их
тер большими пальцами, которые вытирал тут же о скатерть. Бедный Женька, с
колько он еще такого наслушается, принимая юным сердцем за чистую монету
…
Ц Женя молодец, Ц не нашел лучшего начала доктор Петрович. Ц Учиться л
учше стал…
Ц А?! Ц гордо осмотрелся вокруг Паша. Ц Я знаю, кто тут кто! Женька… Ц Он
притянул его к себе с легким рыданием. Ц Отцовский корень… Женька, друг…
Приезжаешь вот так в родной дом, а тебя… После стольких… Головой в снег… Х
оть три копейки дадут на трамвай, Женька? Женька, друг…
Повесив голову, он ослабел в мрачной свой философии.
Потом вдруг очнулся, обвел всех глазами, остановился на докторе Рыжикове
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132