Щеки мои запылали. Но он
остался невозмутим.
- Мы поговорим об этом в следующий раз, - сказал спокойно Зиусудра. - А
сегодня мы говорим о тебе. Я так понимаю, Гильгамеш: ты не столько боишься
умереть, сколько разгневан тем, что тебе предстоит умереть.
- Это одно и то же, - сказал я. - Назови это страхом, назови гневом -
для меня нет разницы. Я лишь вижу, что мир полон радости и чудес, и я не
хочу так скоро его покидать. Но как скоро я должен буду это сделать!
- Совсем не скоро, Гильгамеш.
- Как, ты знаешь, сколько мне отпущено?
- Я? Вовсе нет. Не стану обманывать тебя на сей счет. Но ты еще очень
молод. Ты очень силен. У тебя впереди много-много лет.
- Сколько бы их ни было, их все равно так мало! Ибо их число ограничено
и сочтено, отец.
- Это тебя и заботит?
- Это меня очень огорчает, - ответил я.
- И в свой горести ты пришел ко мне?
- Да.
- Чего же ты хочешь от меня: мудрости или вечной жизни?
- Я ничего не могу скрыть от тебя, отец. Я пришел за вечной жизнью.
Мудрость - совсем другое дело, отец. Я надеюсь, что она придет со
временем, но именно времени я у тебя и прошу.
- И ты думаешь, что тем, что ты сюда пришел, ты можешь отвоевать себе
больше времени?
- Да, я на это надеюсь.
- Тогда да пошлют тебе боги то, чего ты ищешь, - сказал Зиусудра.
Он долго молчал. Голова его упала на грудь, и он, казалось, размышлял.
Он хмурился, надувал губы, вздыхал. Я чувствовал, что утомил его. Я не
смел говорить. Это длилось долго. Ну же, думал я, протяни руку, дай мне
свое благословение, научи меня тайнам своей вечной жизни. А он все
вздыхал, все хмурился.
Потом он поднял голову и уставился на меня с такой силой, что я не мог
утверждать, что он слеп. Он улыбнулся и тихо сказал:
- Нам надо будет еще поговорить об этих вещах, Гильгамеш. Я пошлю за
тобой.
Он шевельнул рукой. Это было разрешение идти. Я увидел, как между нами
спускается невидимый занавес. Хотя Зиусудра все еще сидел передо мной, не
двигаясь, его словно НЕ БЫЛО ТУТ. Лу-нинмарка, который все это время стоял
возле меня, тронул меня за плечо. Я встал. Я низко поклонился. Я ушел. Я
последовал за Лу-нинмарка сквозь темный лабиринт, как человек, который
движется во сне.

36
Я работал на полях, я ходил в храм, чтобы послушать, как они снова и
снова пересказывают историю Потопа, я ел чечевицу и пил козье молоко, и
один день плавно переливался в другой. Я почти не думал о событиях в мире
за пределами острова, но я не подумывал и уехать. Иногда в моей памяти
всплывали улицы Урука, лица моей жены или сына, или какого-нибудь
придворного, но они казались мне обрывками сна. Однажды мне показалось,
что я вижу перед собой Энкиду, я улыбнулся, но не подошел к нему. В другой
раз в мои мысли вкралась Инанна - сияющая, великолепная, более прекрасная,
чем когда-либо. У меня в тот момент не было никакой ненависти к ней,
просто сожаление, что такая красота однажды была в моих объятиях, но
больше я не смогу никогда ее обнять. Так проходили дни. Урук и его заботы
ушли от меня. И вот, по прошествии достаточного времени, я обнаружил, что
меня снова ведут по подземному переходу в святая святых Зиусудры.
Он сидел так же, как и раньше, гордо выпрямившись на своем маленьком
плетеном стуле, как будто это был трон. Я почувствовал его силу. Она
окружала его, словно стена. Он был почти богом. Мне казалось, что он
пребывал в каком-то измерении за пределами моего понимания. Я инстинктивно
хотел опуститься перед ним на колени, как только оказался перед ним. Я
думаю, что никогда еще не знал человека, который вызывал был во мне такое
почтение.
Как только я вошел, он начал говорить. Но я не мог понять, о чем он
говорил. Слова поднимались из него, как столб густого дыма поднимается от
костра, сложенного из свежей древесины. И слова его были столь же
непроницаемы, как дым, поэтому я не мог пробиться к их смыслу. Его голос
кружил и кружил надо мной. Он говорил на языке наших земель - по крайней
мере, так мне показалось, - слова его были спокойными и уверенными, как
будто он защищал глубоко продуманную теорию. Но слова следовали одно за
другим, а я ничего не мог понять. Я встал на колени и уставился на него.
Потом из всего этого потока я стал воспринимать отдельные "слова. Мне
казалось он говорил о тех временах, когда боги наслали Потоп на землю, по
я не был в этом уверен. Бывали минуты, когда мне казалось, что он говорит
о том, какие повозки лучше строить, или о том, как найти залежи каменной
соли в пустынях и о прочих вещах, совершенно удаленных от повести о
Потопе. Я совершенно потерялся в этом потоке повествования. Я был
совершенно сбит с толку. Потом он вдруг сказал с абсолютной ясностью:
- Нет никакой смерти, если мы только выполняем те задачи, которые нам
назначают боги. Ты меня понимаешь? Нет никакой смерти.
Он повернулся ко мне и, казалось, ждал. Я сказал:
- Значит, твоей задачей было снова заселить страну, когда воды ушли, и
за это уберегли тебя от смерти? Тогда в чем моя задача, Зиусудра? Ты же
знаешь, что и меня тогда бы смерть пощадила.
- Знаю.
- Но ведь потоп снова не придет. Что же мне делать? Я бы построил такой
ковчег, как ты, будь в этом надобность. Но он сейчас никому не нужен.
- Ты думаешь, Гильгамеш, что ковчег существовал? Ты думаешь, что Потоп
был?
При слабом и неверном свете светильника я пытался понять по его лицу,
что он хочет сказать, и потерпел неудачу. То, что он хотел передать мне,
ускользало от моего понимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108