Мне было хорошо, оттого что Энкиду шумел и хвастался подле меня,
потому что я был слишком серьезен, и мне от этого было плохо. Он делал мои
дни светлее, но не так, как придворный шут, чьи остроты тщательно
продуманы, а легко и естественно, как бодрящий прохладный ветерок в
палящий день.
Он резал правду с подкупающей искренностью. Когда я взял его в храм
Энмеркара, думая, что он будет поражен его красотой и величием, он тут же
сказал:
- Ой, какой маленький и уродливый!
Этого я не ожидал. Позже я стал воспринимать великий храм моего деда
глазами Энкиду, и воистину, он показался мне маленьким и уродливым, да еще
он очень нуждался в ремонте. Но вместо того чтобы его чинить, я снес его
совсем и построил новый, роскошный, в пять раз больше, на Белом Помосте.
Это тот самый храм, что и теперь стоит там, и по-моему, завоюет славу в
грядущих тысячелетиях.
Не обошлось без неприятностей. Когда я сносил храм Энмеркара, я
рассказал Инанне, что собираюсь сделать, и она посмотрела на меня так,
словно я плюнул на алтарь, и ответила:
- Но ведь это величайший из храмов!
- Тот храм, что был на его месте ранее, тот, что построил Мескингашер,
был тоже величайшим храмом в свое время. А теперь его никто не помнит. В
самой природе царей заложено стремление заменять великое величайшим,
прекрасные храмы прекраснейшими. Энмеркар хорошо строил, но я буду строить
лучше.
Она испепеляла меня гневным взглядом:
- А где будет жить богиня, пока ты строишь новый храм?
- Богиня живет во всем Уруке сразу. Она будет жить в каждом доме, на
каждой улице, в воздухе над нами - так же, как сейчас.
Инанна была в ярости. Она собрала совет старейшин, совет народа, чтобы
объявить свое несогласие. Но никто не мог удержать меня от стремления
построить новый храм. Царь должен прославлять богиню, посвящая ей все
новые и новые храмы. Поэтому мы стерли с лица земли храм Энмеркара, до
самого основания, хотя оставили нетронутыми те подземные лабиринты, в
которых прячутся демоны: мне не хотелось с ними связываться. Я привез
известняковые плиты из карьеров, чтобы они стали новым основанием храма, и
заложил фундамент, какого еще свет не видывал: таковы были его размеры.
Горожане Урука в удивлении ахали, когда приходили посмотреть, как
продвигается дело, какова ширина и длина будущего строения.
Строя новый храм, я применил все секреты строительного искусства,
которыми только владел. Я поднял выше Белый Помост, пока он не достиг
полпути до небес, и поставил свой храм высоко, так, как стоят храмы в
Кише. Я сделал стены гораздо толще, чем их делали раньше, и стены эти
сплошь состояли из ниш и выступов, крепких, словно бедра богов. Чтобы
украсить стены, я придумал нечто столь прекрасное и удивительное, что за
одно это меня должны помнить, даже если все мои прочие достижения и
завоевания будут забыты. В глиняную штукатурку, пока она еще не просохла
на стенах, вгоняли длинные "гвозди" - конусы из хорошо обожженной глины.
Их шляпки раскрашивали белым, красным, желтым и черным цветом. Они
образовывали удивительные цветные орнаменты. Когда глаз скользит по стенам
моего храма, он радуется многоцветию и сложности узора. Это все равно что
смотреть на тканый ковер. Но ковер этот сделан не из цветной шерсти, а из
раскрашенных "шляпок" гвоздей.
Энкиду полагал, что маленькое святилище Лугальбанды, которое Думузи
построил много лет назад возле солдатских казарм в районе Льва, было
недостойно моего отца. Мне пришлось с этим согласиться. Я снес это
святилище, и построил на его месте великолепное и куда более подходящее
памяти моего отца. Его нити и выступы сплошь покрыты мозаикой из ярко
раскрашенных шляпок гвоздей. А в центре я оставил статую Лугальбанды
черного цвета, ту самую, которую когда-то воздвиг Думузи, потому что это
была благородно выполненная статуя и я не мог выбросить что-то, сделанное
из такого редкого у нас материала, как черный мрамор. Но зато я окружил
эту статую лампами, горящими на треножниках, позади которых стояли ярко
начищенные медные зеркала, так что в святилище был яркий свет все время
дня и ночи. Мы украсили стены росписями, изображавшими леопардов и быков,
так как это были жертвы Энлилю, которого так любил Лугальбанда. На
посвящении храма я окропил кровью львов и слонов плиты пола. Мог ли кто
осмелиться сказать, что герой и воин Лугальбанда удовлетворится меньшим?!
Войны не было. Эламиты притихли, племя пустыни Марту грабило и
разбойничало в других местах, падение величественной династии Акки, царя
Киша, устранило постоянную опасность с севера. То, что царь Ура объявил
себя царем Киша, меня не тревожило: Ур и Киш очень далеко друг от друга, и
я не видел возможности объединить силу этих двух городов против нас.
Поэтому я жил спокойной и мирной жизнью в Уруке. Мы богатели на торговле
хлебом, вместо того чтобы искать добычи в войнах.
В те годы торговцы и посланники Урука отправлялись во все концы света
по моему приказанию, чтобы увеличить славу города. С восточных гор они
привозили кедровые бревна в пятьдесят и даже шестьдесят кубитов длиной,
бревна уркаринну, длиной до двадцати пяти кубитов, которые мы использовали
на строительстве новых храмов. Из города Урсу в горах Ибла они привозили
дерево забалу, огромные бревна ашукху, древесину ясеней. С Уману, горы в
земле Менуа, и с Базаллы, горы в земле Амуру, мои посланцы возвращались с
огромными глыбами редкого черного мрамора, из которых ремесленники
высекали статуи для храмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108