Я больше боюсь богиню
Инанну, чем люблю, но все равно мне тяжело пребывать там, где нет Инанны.
Внешне нет особых различий, но по сути все разнится: в Кише даже небо
другого оттенка, воздух иной на вкус, и не чувствуешь присутствия Инанны с
каждым вздохом.
В Кише я окончательно отточил свое воинское мастерство и получил уроки,
которые мне давно пора было знать. Я уже вошел в возраст мужей, но я не
знал еще вкуса битвы. Акка дал мне возможность не просто вкусить, а
устроил мне пир-горой военного искусства.
Войны велись на востоке, в суровом холмистом царстве Элам. Край этот
богат тем, чего мы лишены: строевой лес, медные и оловянные руды,
алебастр, обсидиан, гранат, оникс. Мы же владеем многими желанными для них
вещами: плодами наших заливных лугов, ячменем и пшеницей, абрикосами и
лимонами, шерстью и льном. Прямой смысл нашим землям вести между собой
торговлю, но не такова воля богов: на каждый год мира между нами и
эламитами приходится три года войны. Они спускаются в наши низины грабить
- мы вынуждены посылать армии, чтобы прогнать их прочь, и в свою очередь
отобрать у них то добро, которым они владеют.
Отец Акки, царственный Энмебарагеси, одержал великую победу над Эламом
и на какое-то время подчинил его себе. Но во времена Акки эламиты вышли
из-под подчинения Киша. Вдоль всей границы ныне бушевала война, поэтому на
втором году моей изгнаннической жизни я отправился с армией Киша на ту
широкую, обдуваемую всеми ветрами равнину, за которой лежит Суса - столица
Элама.
Я много лет бредил битвами, еще с того времени, когда мой отец, в
краткой передышке между боями, рассказывал мне о значении колесниц в битве
или дротиков. Я вел потешные бои, рисовал планы боя и вел своих друзей по
играм в бешеные атаки против невидимых врагов. Есть песнь войны, которую
слышит только ухо воина - высокий, пронзительный звук, несущийся сквозь
густой от зноя воздух, разрезая его, словно лезвием, и пока ты не слышал
этой песни, ты не воин, не мужчина. В первый раз я услышал эти звуки возле
реки Каркхах, в землях Элама.
Всю ночь, под сияющей луной, мы готовились к атаке, натирая маслами то,
что было сделано из дерева или кожи, и начищая бронзу. Небо было таким
чистым, что мы видели, как по нему расхаживают боги - огромные рогатые
силуэты, голубые на фоне черного неба. Они перепрыгивали с облака на
облако. Огромный силуэт Ана, невозмутимого, всевидящего, казалось,
заполнил небеса. Великий Энлиль сидел на троне, вызывая бури в далеких
краях. Воздух был горяч и сух. Мы зажгли огни в честь богов и зарезали
быков, и боги спустились к нам, и их божественное присутствие наполнило
наши сердца. На заре я надел свой сияющий шлем, кожаную предохранительную
набедренную повязку, сверху короткую юбку из овечьей шкуры и вступил в
повозку, будто это был мой двадцатый, а не первый год на полях сражений.
Взревели трубы. Из сотен глоток вырвался боевой клич:
- За Акку и Энлиля! За Акку и Энлиля!
Я слышал свой собственный голос, низкий и хриплый, выкрикивая те же
слова. Ранее я и представить подобного не мог:
- За Акку и Энлиля!
И мы двинулись на равнину.
Моего возничего звали Намгани. Это был широкоплечий, широкогрудый
человек родом из Лагаша, в Киш его продали еще мальчиком, и ему неведомо
было иное ремесло, кроме войны. Шрамы, старые и недавно зажившие покрывали
его, словно знаки почета. Перед тем как подхлестнуть ослов, он обернулся
ко мне и усмехнулся - зубов у него во рту было четыре или пять.
Акка дал мне великолепную повозку: четырехколесную, а не двухколесную,
как положено новичкам. Нельзя сыну Лугальбанды, сказал он мне, ездить в
чем попало. Для этой упряжки царь подарил мне четырех крепких ослов,
быстрых и сильных. Я сам помчал Намгани их запрягать, подгоняя хомут и
расправляя шлеи и уздечки. Это были хорошие животные, терпеливые и
сообразительные. Конечно хорошо было бы ринуться в бой на мощных,
длинноногих лошадях, а не на наших кротких ослах. Но мечтать о том, чтобы
запрячь коней - этих таинственных животных северо-западных гор, - все
равно, что мечтать о том, чтобы запрячь бурю. Поговаривали, что в землях
за Эламом люди нашли способ приручить лошадей и ездить на них, но мне
кажется, это пустые слухи. Вдали я видел, как черные кони проплывают,
словно призраки, над выжженными равнинами. Я не мог представить, как эти
животные, даже если их вообще можно поймать, могут быть покорены и служить
людям так преданно.
Намгани подхватил поводья и приник к леопардовой шкуре, которая спереди
покрывала раму повозки. Я слышал, как завизжала ось, как заскрипели
деревянные колеса. Потом ослы почуяли ритм скачки и пошли ровным бегом по
мягкой, пружинящей земле к темноту строю эламитов, маячившему на
горизонте.
- За Акку! За Энлиля!
И я, крича со всеми вместе, добавил и собственный клич:
- Лугальбанда! Отец небесный! Инанна! Инанна! Инанна!
Моя повозка была пятой. Это большая честь, так как четыре повозки
впереди были генерала и трех сыновей Акки. За мной было еще восемь или
десять повозок. За громыхающими повозками шла пехота. Сперва тяжелая, с
топорами в руках, защищенная шлемами и тяжелыми плащами-бурками из черной
вяленой шерсти, затем легкая пехота, почти голая, размахивая копьями или
короткими мечами. Мое оружие - дротик. У меня в колчане их была дюжина,
замечательно тонкой работы. Еще был обоюдоострый топор, чтобы защищаться,
когда кончатся дротики, маленький меч и удобный в руке небольшой
нож-кинжал, на случай, если все остальное меня подведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108