Куда это годится? Разве так можно? Гремят брачные барабаны, а тут
появляется Гильгамеш и требует себе невесту. И весь город стенает и
плачет.
Энкиду побледнел, слыша такие речи, и его охватил гнев.
- Такого не должно быть! - закричал он. И обратившись к Абисимти,
потребовал:
- Веди меня в Урук, покажи мне этого Гильгамеша!
Абисимти и Энкиду немедленно отправились в город. Их приход вызвал
некоторое волнение - столь необычно выглядел Энкиду. Так широки были плечи
Энкиду, так сильны его руки. Толпы ходили за ним, а когда они услышали от
Абисимти, что это и есть тот самый дикий человек, который освобождал
зверей из ловушек, то их удивлению не было предела. Они пялили на него
глаза и перешептывались. Самые отважные дотрагивались до него, чтобы
проверить, насколько он силен.
- Да он равен по силе Гильгамешу! - вскричал кто-то.
- Да нет, он не такой высокий! - сказал другой.
А третий добавил:
- Да, но он все равно сильнее, у него кость шире!
И все они закричали:
- Прибыл герой! Тот, кто был вскормлен молоком диких зверей! Вот
достойный противник Гильгамешу! Наконец-то! Наконец-то!
Вот таким было появление Энкиду, человека, предсказанного мне в моих
снах. Он был тем товарищем, которого послали мне боги, чтобы освободить
меня от одиночества, чтобы он был мне братом, которого у меня никогда не
было, товарищем, с которым мне предстояло делить все на свете. Для народа
Урука он также был посланником богов, о котором они молили, хотя я и не
знал об этом, потому что все они стенали под гнетом моего правления. Они
боялись врагов, которых с каждым днем становилось у меня все больше и
больше, и проклинали мое высокомерие. Они молили богов создать мне равного
по силе и послать его в город - моего двойника, мое второе я, носящего в
себе такое же мятежное сердце, какое билось у меня в груди, чтобы мы
сразились между собой и оставили Урук в покое. И он пришел.

19
Был день заключения брака между благородным воином Лугал-аннемунду и
девой Ишарой. Били брачные барабаны, было постелено супружеское ложе.
Девушка показалась мне желанной, и с наступлением ночи я пошел в дом, где
совершались браки, чтобы взять ее во дворец.
Когда я пересекал рыночную площадь, именуемую рынком Земли, которая
расположена через улицу от того дома, приземистая фигура возникла из
темноты и загородила мне дорогу. Человек почти моего роста. Я никогда еще
не встречал такого. Его грудь была мощной и выпуклой, плечи - широкими,
шире моих, и руки, непохожие на руки обычного смертного. В неверном свете
факелов, которые несли мои слуги, я уставился в его лицо. Подбородок его
был выставлен вперед, рот широк, лоб низок. В глазах у него была
решимость. Борода его была густа, волосы жестки и непострижены. Он был
спокоен и уверен в себе! Разве он не знал, что я царь Гильгамеш?
Я тихо сказал:
- Отойди!
- И не подумаю.
Я был поражен, услышав такие слова. Я насторожился, поскольку понимал,
что это не обыкновенный горожанин. Мои оруженосцы стали беспокойно
переминаться с ноги на ногу и схватились за оружие. Я остановил их жестом.
Подойдя ближе к незнакомцу, я спросил:
- Ты знаешь, кто я?
- По-моему, ты царь.
- Так и есть. И неразумно загораживать мне дорогу.
- А ты знаешь, кто я? - спросил он. Голос его был груб.
- Нет, - ответил я.
- Я - Энкиду.
- А-а-а, дикарь! Я должен был догадаться по твоим манерам. Значит,
теперь ты пришел в Урук, дикий человек? Ну, и что же ты от меня хочешь?
Сейчас не время подавать прошение царю.
Он нагло спросил:
- Ты куда идешь, Гильгамеш?
- Я что, обязан перед тобой отчитываться?
- Скажи мне, куда ты идешь?
Оживились мои оруженосцы. Мне кажется, они с радостью закололи бы его,
но я их вовремя остановил.
С некоторым раздражением я ответил, показав на дом за его спиной:
- Вон туда. На свадьбу. А ты меня задерживаешь.
- Тебе туда нельзя, - сказал он. - Ты хочешь забрать невесту себе?
Этого нельзя делать.
- Нельзя?! Нельзя?! Что за слова ты говоришь царю, дикарь! - Я в
недоумении пожал плечами и добавил: - Меня это забавляет. Говорю тебе -
уйди с дороги!
Я шагнул вперед. Вместо того, чтобы отступить, он шагнул мне навстречу,
чтобы не дать мне пройти, а затем схватил меня своими ручищами.
Смерти равносильно так поступить с царем. Однако у моих оруженосцев не
было возможности сразить его, потому что, как только он меня схватил, я в
страшном бешенстве обхватил его, собираясь швырнуть на ту сторону рыночной
площади. Мы сплелись в драке, поэтому никто не мог сразить его, не поранив
при этом меня. Оруженосцы отступили, давая нам возможность драться, и не
зная, что делать.
С первых же минут я понял, что он равен мне по силе, или почти равен.
Это было для меня чем-то новым. В детстве, в дни моей военной подготовки в
Кише, в потасовках с молодыми героями после того, как я стал царем, я
боролся просто ради удовольствия. Я всегда чувствовал после первого же
объятия, что человек, с которым я боролся, был полностью в моей власти. Я
мог швырнуть его оземь, когда хотел. Это доставляло удовольствие только в
детстве. Когда я стал старше, зная, что победа за мной, что это осознание
своей силы лишает борьбу подлинного испытания сил. Здесь все было
по-другому. Я не был ни в чем уверен. Когда я попытался сдвинуть его с
места, он не шелохнулся. Когда он попытался сдвинуть меня, у меня все силы
ушли на то, чтобы устоять. Я чувствовал себя так, словно перешел невидимую
границу, отделяющую меня от того мира, где Гильгамеш больше не был
Гильгамешем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108