И каждый раз он говорил
одно и то же. О страшном реве, о пасти, похожей на огонь, о бурном потоке
чудовищной силы. Я никак не мог заподозрить его во лжи: хитрость была не
свойственна Энкиду, в нем не было и намека на умение лгать и
изворачиваться. Было ясно, что демона он видел, и демон этот был не
пустячным противником. Время от времени все мы видим демонов, поскольку
они таятся повсюду, прячась за дверями, в воздухе, на крышах, под кустами.
Я и сам часто видел демонов. Но никого, сравнимого с Хувавой я не
встречал. Тем не менее, страха я не испытывал. Сам страх Энкиду только
усилил мое желание непременно получить лес из владений Хувавы.
Я выбрал пятьдесят человек, чтобы они пошли с нами, среди них и
Бур-Хуртурре. Забарди-Бунугга по моему приказу остался в городе
командовать армией в мое отсутствие. Я велел отлить огромные топоры для
рубки деревьев, каждый весом в три талана, чьи рукояти были сделаны из
дуба и мореного дерева. А мои ремесленники сделали нам мечи, достойные
героев. Каждый меч весом в два талана, золотые ножны, а рукояти мечей
могла обхватить только рука крупного человека. Мы собрали наши самые
острые топоры, охотничьи луки, копья. Накануне дня отправления я услышал в
ушах звуки военной песни, которую давно не слышал, и снова почувствовал
себя мальчишкой. Кровь заиграла в моих жилах.
Разумеется, старшины были против. Они собрали делегацию на пристани и
величественно вошли в город через Ворота Семи засовов, с пением молитв, с
постными рожами. Вокруг них на Рынке Земли собрались люди и стали
причитать и плакать. Я понял, что без неприятностей не обойтись. Поэтому я
пошел на рыночную площадь и предстал перед старшинами. Нетрудно было
угадать, что они скажут: "Ты еще молод, Гильгамеш, и твоя храбрость
больше, чем твоя мудрость. Твое сердце ведет тебя на очень рискованное
предприятие. Стоит тебе пойти по дороге, которой ты еще не ходил, и ты
потеряешься. Ты силен и могуч, но тебе вовеки не одолеть Хуваву. Он -
настоящее чудовище. Его рев подобен горному потоку, его пасть - огонь, его
дыхание - смерть". И так далее все в том же духе. Именно это они и
говорили. Я их выслушал. Потом я с улыбкой ответил, что буду просить
защиты у богов и уверен, что боги защитят меня, как они всегда делали это
раньше. "Этой дорогой я раньше не ходил, верно... - сказал я, - но я иду
без страха. Я иду с радостным сердцем".
Когда они увидели, что я не переменю своего решения, тогда они запели
на иной лад. Теперь они заклинали меня, чтобы я не был так уверен в своей
силе. Пусть Энкиду идет первым, говорили они. Пусть показывает дорогу,
пусть собой прикрывает царя. Этот совет я выслушал спокойно, не ввязываясь
с ними в споры. Они наставляли меня вверить свою душу солнечному богу Угу,
он ведь бог, который охраняет всех, кто находится в опасности, и я
поклялся в тот же день пойти в храм Уту и принести ему в жертву двух
козлят: белого и черного. Я буду молить Уту помочь моим начинаниям, и
пообещаю ему великие дары и славу, если он даст мне благополучное
возвращение. А на своем пути в Землю Кедров я выполню все обряды, чтобы
предохранить себя от бед. Все эти вещи я обещал искренне. Я на самом деле
пребывал в неведении относительно опасностей.
Когда старшины прекратили меня терзать, настала очередь жрицы Инанны,
которая призвала меня в тот самый храм, что я построил, и сердито мне
заявила:
- Что за безумие, Гильгамеш? Ты куда собрался?
- Ты мне не мать, чтобы так со мной разговаривать.
- Ты царь Урука, и если ты погибнешь в этом путешествии, кто будет
царем после тебя?
Пожав плечами, я ответил:
- Это решать богине, а не мне. Не бойся, Инанна. В этом путешествии я
не погибну.
- А если?..
- Я не умру, - повторил я.
- Неужели так важно предпринять это путешествие?
- Кедр нам очень нужен.
- Так пошли свои войска, и пусть они сражаются с демоном.
- И все бы рассказывали, что я испугался Хувавы и посылаю войска вместо
себя. Я же буду уютно сидеть дома до конца своих дней. Нет уж, Инанна, я
отправлюсь, это решено.
Она в бешенстве посмотрела на меня. Я почувствовал, как всегда, силу ее
красоты. И еще я почувствовал всю силу ее любви ко мне, которая бушевала в
ней, как небесный огонь, с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Еще я
почувствовал тот гнев, который она питала ко мне за то, что мы не могли
любить друг друга так, как все смертные мужчины и женщины.
Я подумал о той единственной ночи в году, когда она и я были на ложе
богини, когда она лежала нагая в моих объятиях; грудь ее вздымалась, бедра
раскрывались, пальцы раздирали мне кожу на плечах; и я подумал, а доживу
ли я до того, чтобы снова обнять ее? На свой лад я тоже любил ее, хотя моя
любовь всегда была смешана с каким-то недоверием и немалым страхом перед
ней. Мы помолчали. Потом она сказала:
- Я принесу жертвы богам и буду молить о твоей безопасности. Сходи к
своей матери и попроси, чтобы она сделала то же самое.
- Я так и собирался, - ответил я.
Это было правдой. Энкиду и я прошли через весь город к мудрой и великой
Нинсун, и я встал перед ней на колени и сказал ей, что отправляюсь по
неведомому пути, и мне предстоит выдержать страшную битву. Она вздохнула и
спросила, почему боги, дав ей в сыновья Гильгамеша, наделили его столь
беспокойным сердцем. Но она меня не отговаривала. Вместо этого она встала,
облачилась в свое багряное жреческое одеяние, надела золотую нагрудную
пластину и ожерелья из граната, лапис-лазури и халцедона, - на голову
тиару и пошла к алтарю Уту на крыше своего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108