Не допусти такого,
боже! Избавь меня от этой долгой тьмы, Уту! Пусть глаза мои насытятся
солнцем, пока не устанут!
Мне кажется, он услышал мои молитвы. Но в ответ я ничего не услышал.
Через какое-то время облако пробежало по лику солнца и я больше не
чувствовал присутствия Уту рядом. Тогда я встал, завернулся в свою рваную
львиную шкуру и был готов двинуться дальше. Несмотря на всю красоту этого
места я уже не мог вернуть обратно то чувство радости, которое познал
здесь на какой-то краткий миг. Но и отчаяние ушло от меня. Я был спокоен.
Возможно, я вообще ничего не чувствовал. Это не мир в душе. Но все же это
лучше, чем отчаяние.
Я шел вперед, ничего не чувствуя, ни о чем не думая. И через несколько
дней воздух принес мне новый привкус, острый и странный, похожий на вкус
металла на языке. Это был вкус соли. Это был вкус моря. Мое долгое
паломничество подходило к концу. Я понял, что приближаюсь к берегу земли,
которая лежит напротив благословенного острова Дильмун, где живет
вечноживущий Зиусудра. В этом я не сомневался.

32
Я вошел в город, лежащий напротив Дильмуна, и выглядел я, как Дикий
человек, второй Энкиду. Это место нельзя по-настоящему назвать городом, -
он не равен и десятой части Урука. Он даже не может сравниться с Ниппуром
и Шуруппаком. Это всего лишь маленький приморский городишко, скорее даже
поселок. Место, где живут рыбаки, и те, кто чинит им сети. Но мне это
казалось городом, ведь я столько времени провел в диких местах.
Это было жалкое место. Улицы не были вымощены, сады чахлые и плохо
ухоженные, влажный воздух разъедал кирпичи домов. Я увидел нечто, что
могло бы считаться храмом, ибо построено было на помосте. Это было
маленькое и неказистое строение, я не угадал имя бога, которому этот храм
был посвящен. Я не сомневаюсь, что он был не из наших богов. Люди в
поселке были худощавые и темнокожие, ходили почти нагими, если не считать
куска белой ткани на бедрах. Ничего удивительного, поскольку жара стояла,
словно в наших землях в разгар лета, а здесь лето даже еще не наступило. Я
брел по поселку, ища себе ночлег и кого-нибудь, кто согласился бы
перевезти меня в Дильмун.
Мне думается, что любой путник вызвал бы некоторое оживление в этой
сонной деревушке. Не думаю, что путники из кожи вон лезут, чтобы посетить
эту деревушку из-за ее достопримечательностей. Но когда по ее жалким
улицам идет человек гигантского роста, с диким глазами, исхудавший, одетой
в львиную шкуру, опираясь на заостренный посох, это должно вызвать
переполох.
Сперва меня увидели малыши - они в страхе разбежались. Потом мальчики
постарше и мужчины стали несмело по одному подходить ко мне, разглядывать,
показывать на меня пальцами. Я слышал, как они шептались. Язык их был
похож на тот, на котором говорят племена пустынь и на котором часто
говорят в приграничных землях нашей страны. Я хорошо понимал их. Кое-кто
считал, что я - демон, другие, что я - потерпевший кораблекрушение пират,
кто-то считал, что я - разбойник. Я спросил их:
- Есть ли здесь место, где я могу получить еду и ночлег?
Они все засмеялись. Может мое произношение показалось им варварским?
Потом одна из женщин указала на маленькое здание с белыми стенами, которое
было не такое неказистое, как все остальные. Ветерок донес оттуда запах
пива. Таверна, сообразил я.
Когда я подходил к дверям таверны, вышла женщина и посмотрела на меня.
Она была высока ростом и хороша собой, глаза ее глядели прямо в глаза
собеседнику. Тело у нее было сильным, плечи почти мужской ширины. Секунду
она смотрела на меня, потом с силой захлопнула дверь прямо у меня перед
носом. Я услышал звук задвигаемого засова.
- Подожди! - воскликнул я. - Все, что я прошу - ночлег на одну ночь!
- Не здесь, - ответила она изнутри.
- Где гостеприимство? Что тебя так напугало? Послушай, женщина, я тебя
не обижу!
Молчание. Потом она сказала:
- У тебя пугающее лицо. Лицо убийцы.
- Убийцы? Да нет же, женщина, я не убийца, я просто усталый путник. Да
открой же! Открой!
При всей моей усталости мною овладела ярость. Я поднял свой посох и
воскликнул: - Открой, или я разобью дверь!
Я заколотил в дверь и услышал, как она трещит. Тут я услышал, как
открывается засов. Дверь открылась, она стояла передо мной и совсем не
казалась испуганной. Челюсти ее были сжаты, руки сложены на груди. В ее
глазах пылала ярость ничуть не меньше моей.
Она резко спросила:
- Ты знаешь, во что встала бы новая дверь? По какому праву ты стоишь
здесь и барабанишь?
- Я ищу, где бы переночевать, а люди сказали мне, что тут таверна.
- Так оно и есть. Но я не обязана пускать каждого
встречного-поперечного бродягу с бандитской мордой.
- Ты меня обижаешь, и напрасно. Я не бандит, женщина.
- А почему у тебя в таком случае такое лицо?
Я сказал ей, что прошел долгий путь, и он оставил на мне свой
отпечаток, но я вовсе не бандит. Я вынул из-за пояса несколько кусочков
серебра и показал их.
- Если ты не позволишь мне переночевать здесь, то не продашь ли ты мне
на худой конец кружку пива?
- Входи, - нехотя пригласила она.
Я вошел внутрь. Она закрыла за мной дверь.
Внутри было прохладно и сумрачно. Я протянул ей один из кусочков
серебра, но она отмахнулась:
- Потом, потом. Я совсем не так охоча до твоего серебра, как тебе
кажется. Ты кто, путник? Откуда идешь?
Я думал было назваться вымышленным именем, но для этого не было никакой
причины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108