- Никто еще не помирал от боли в
руке. Должно быть, ты ее перетрудил, когда полз в этом проклятом туннеле.
Я послал за знахарями: к ночи они снова сделают тебя здоровым.
Он покачала головой:
- Говорю тебе, Гильгамеш, я умираю!
Мне стало и страшно, и больно слышать, каким слабым и усталым голосом
он говорит. Он сдавался в плен тому проклятому демону, который вселился в
него, а это было совсем на него непохоже.
- Не смей! Я этого не хочу! - воскликнул я. - Я не дам тебе умереть!
Я встал на колени возле его ложа. Лицо его горело, лоб покрылся потом.
Я настойчиво сказал ему:
- Брат мой, я не вынесу, если тебя потеряю. Умоляю тебя, не говори
более о смерти. Знахари уже идут, они тебя живо поставят на ноги.
Я сидел возле него, как львица, которая охраняет своих детенышей. Он
бредил, стонал, глаза его затуманились. Он сказал, что у него все болит.
Не было в его теле места, которое бы не страдало от невыносимой боли. Он
лежал, трясясь от лихорадки, охваченный страхом смерти, а я чувствовал за
него тот же страх. Видя его в таком состоянии, я вспомнил, что и сам
смертей, и это терзало меня, как если бы кто поворачивал нож в свежей
ране. Смерть была моим старым врагом, и хотя она пришла, чтобы позвать не
меня, а моего друга, это вызвало во мне прежний страх. Я собрал всю свою
волю и решил не сдаваться смерти и не позволить ей забрать Энкиду.
Я делал все, что только могло облегчить его страдания. Быть может,
присутствие во дворце барабана влияло на него так гибельно. Я приказал
жрецам вынести барабан за городские стены и там сжечь, применяя
заклинания, которые разгоняют злые чары. Я сожалел о потере, но я не стал
держать барабан при себе, зная, что из-за него заболел Энкиду. Поэтому
барабан сожгли. Но Энкиду не поправлялся.
Пришли самые искусные врачеватели, маги и гадальщики города. Первым
осмотрел его старый Наменнадума, царский жрец-бару, великий узнаватель
будущего. Он долго осматривал больного справляясь со знаками судьбы, потом
призвал меня к ложу больного и сказал:
- Опасность очень велика.
- Тогда прогони ее, гадатель, а то сам окажешься в куда большей
опасности, - ответил я.
Наменнадума, должно быть, такие угрозы слышал и раньше, так что мои
грубые слова совсем его не задели. Он спокойно ответил:
- Мы будем его лечить. Но нам надо знать больше. Сегодня мы
посоветуется со звездами, завтра проведем гадание на овечьей печени, а
потом начнем лечение.
- Почему так долго ждать? Гадай сегодня.
- Сегодня неблагоприятный день, - сказал жрец-бару. - Это неудачное
время месяца, и луна не сопутствует удаче.
С этим я спорить не мог. Поэтому он отправился прочь изучать звезды, а
в комнату вошел водяной человек, великий знаток лекарств. Этот доктор
коснулся рукой груди Энкиду, его щеки, покивал головой и нахмурился. Потом
он сказал мне, будто я тоже был каким-то азу:
- Мы дадим ему порошок анадишиму, и молодое семя дуашбура, смешанные с
пивом и водой. Это остановит лихорадку. А что до его болей, то стебли
сухого плюща, смешанные с пальмовым маслом, должны с этим справиться.
Чтобы он заснул, надо истолочь семя нигми, и дать ему еще вытяжку из
корней и ствола арины, смешанных с миррой и тимьяном.
От надежды у меня захватило дух.
- И он тогда выздоровеет? - спросил я.
С некоторым раздражением знахарь ответил:
- Ему не будет так больно, и его лихорадка приостановится. Наступит
улучшение и дойдет очередь до лечения.
В ту ночь Энкиду спал только чуть-чуть, а я совсем не сомкнул глаз.
Утром вернулся Наменнадума. Лицо его было мрачно, он отказался
говорить, что он вычитал в звездах. Тогда я приказал ему отвечать. Он
пожал плечами и сказал:
- Это не простое предсказание судьбы. Мы должны погадать еще на овечьей
печени.
В комнату, где лежал Энкиду, поставили статую бога-врачевателя Ниниба,
сына Энлиля. Перед ней была привязана маленькая белая овечка. Я смотрел на
маленькое существо с печальными глазами, словно в ней была власть над
жизнью и смертью Энкиду. Наменнадума совершил очищающий обряд, возлияния,
заклинания, и заколол овцу. Резкими и четкими движениями он разрезал ей
брюхо и вытащил дымящуюся печень, которую он тут же исследовал. Он
осмотрел место, которое печень занимала в брюхе отцы. "Дворец печенки" -
так он это называл. Потом стал вглядываться в саму печень, в ее доли,
изгибы и вмятинки. Наконец он поднял голову, посмотрел на меня и сказал:
- Плохой знак, царь.
- Найди что-нибудь получше! - сказал я.
- Смотри, царь! Вот тут, в основании...
Я почувствовал, как закипает мой гнев.
- Ну и что?
Наменнадума забеспокоился. Он видел, как разгорается мой гнев, и знал,
что это для него означает. Но если я надеялся, что запугаю его, то
ошибался. Он сразу ответил:
- Это значит, что на больном лежит проклятие. Он умрет.
Звук его голоса прозвучал для меня, точно колокол. Я был в ярости. Я
чуть не ударил его.
- Все мы умрем - проревел я. - Но еще не сейчас, не так скоро!
Проклятие тебе, за твои мерзкие карканья. Смотри хорошенько, жрец-бару!
Найди истинную правду!
- Что же мне, обманывать тебя теми словами, которые ты хотел бы
слышать?
Он сказал мне эти слова таким тихим и несгибаемым голосом, что все мое
бешенство мгновенно покинуло меня. Я понял, что рядом находится человек
такой силы и величия, который не станет искать в своем искусстве лазейки,
чтобы угодить, даже если это будет стоить ему жизни. Я овладел собой и,
когда смог заговорить, я сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108