- Наверное, Филлипс одолжил мой фотоаппарат. - О господи, ну и формы
у нее.
- Это ты сделал эти фотографии, - прошипела Хелина. - И твои руки
были удивительно спокойны, чего не скажешь о Подж, когда она снимала тебя.
Руперт просматривал фотографии, оттягивая время. - А кто этот парень
без головы? Его член - как башня нашей почты.
- Это ты, - сказала Хелина сдавленным голосом. - Я полагаю, ты не
будешь отрицать тот факт, что на следующей фотографии снят ты.
- Боюсь, что это так, - ответил Руперт. Затем он совершил
принципиальную ошибку, начав вовсю хохотать.
Хелина вышла из себя. - Как ты мог спать с ней!
- А кто сказал, что я спал с ней?
- Не будь смешным. Я думаю, что Билли и Дженни знают все. Как ты мог,
как ты мог?
Руперт почесал ухо и посмотрел на нее задумчиво. - Ты действительно
хочешь знать? - спросил он мягко.
- Да, черт побери, я хочу знать.
- Я трахнул ее, потому что она была дома, когда я вернулся, и хотела
меня.
Хелина вздрогнула.
- И она, черт побери, просто чудо в постели.
- А я, полагаю, нет?
- Да, моя любимая, ты далеко не чудо. Если ты хочешь знать правду, то
ты как замороженный цыпленок. Трахать тебя - это все равно, что запихивать
сосисочное мясо в бройлера. Я всегда боюсь, что обнаружу гусиные потроха.
У Хелины перехватило дыхание, она ничего не могла ответить.
- Ты никак не реагируешь, не выражаешь удовлетворения, за все 4 года
нашей семейной жизни ты никогда не попросила меня заняться с тобой
любовью. Если у меня появляется желание, то я должен просить тебя об этом,
как нищий, который на улице просит милостыню; мне это чертовски надоело.
Каждый раз, когда ты разводишь ноги, ты выглядишь так, как будто даровала
мне царскую милость. Это не твоя вина. Твоя чертова мамаша воспитала тебя
так. - Веди себя, как леди, в любых ситуациях. О господи!
Хелина уставилась на него, слишком ошеломленная, чтобы что-нибудь
сказать. Она наблюдала, как он, стоя перед ней, снимает одежду, обнажая
худощавое, прекрасное, загорелое тело, которое напомнило ей об этих
ужасных снимках. На какую-то секунду она с ужасом подумала, что он
бросится на нее, но он просто вышел в ванную комнату и через пять минут
появился, отряхивая волосы и вытирая их насухо большим розовым полотенцем.
- Ты получила приглашение? - спросил он. - Я не получаю свою долю
удовольствий дома, значит, я получу их гденибудь в другом месте.
- Я должна уничтожить ее, - прошептала Хелина побелевшими губами. - Я
не могу продолжать встречаться с ней, зная все это, увидев эти
отвратительные снимки.
- Что отвратительного в этих фотографиях? Фирме Кодак они понравились
бы. У нее прекрасное тело, и что самое важное - она не стыдиться его. Ты
можешь взять у нее несколько уроков.
Он вышел в туалетную комнату и начал одевать белую рубашку и смокинг.
- Куда ты собираешься? - спросила Хелина, оцепенев.
- На обед. Сегодня Хилари дает обед, ты помнишь об этом? Ты же
настаивала, чтобы я вернулся вовремя с соревнований.
Никто не одевался быстрее Руперта, когда он собирался идти куда-то.
- Ты не можешь идти на обед после всего этого, - прошептала Хелина в
замешательстве.
- Почему? Дармовая выпивка. Это гораздо лучше, чем оставаться здесь и
выслушивать твои истерики. И потом я не люблю, когда в меня швыряют
книгами, а этот флакон духов угрощающе большой. Не лучше ли будет, если ты
тоже переоденешься? - Он завязывал галстук и неодобрительно рассматривал
себя в зеркале.
- Неужели ты даже не извинишься за свою интрижку с Подж?
Руперт исскусно продел конец галстука в петлю. - Почему я должен
извиняться за твои недостатки?
Теперь он причесывал все еще мокрые волосы, зачесывая их назад от
висков и укладывая их двумя крыльями над ушами. Он отряхнул смокинг. -
Можешь не беспокоиться и не просыпаться из-за меня. Я скажу Ортруде, или
кто там у нас на этой неделе, что у тебя мигрень.
Хелина просто не могла поверить, что он может так легкомысленно
отнестись к событию такой важности. А какие ужасные вещи он ей говорил.
Действительно ли она так ужасна в постели? Только ли она виновата во всем?
В ту минуту, когда Руперт вышел, она бросилась на кровать, ее сердце
разрывалось от рыданий. Не в первый раз она пожалела о том, что
расположила детскую рядом с их спальней. Она услышала царапанье в дверь и
крики "мама", "мама". Хелина заскрежетала зубами. - Куда, черт бы ее
побрал, делась Ортруда? - Царапанье стало более настойчивым. - Мамочка,
почему ты плачешь?
Хелина одела темные очки и открыла дверь. Маркус почти что ввалился
вовнутрь. На нем была голубая в белую полосочку пижамка, а в руках он
сжимал матерчатого пурпурного скунса, которого Руперт привез ему из
Аахена.
- Мамочка плачет, - сказал он с сомнением.
Хелина подняла его, наслаждаясь его мягкостью и запахом
свежевыкупанного тельца.
- У мамы болит головка. Она понарошку ударила себя в висок, а затем
головкой скунса показала на окно. - Мамочка ударилась в машине. Вот почему
мамочка плачет.
Было похоже, что Маркус принял это объяснение. Хелина нервно
высматривала, не появится ли тонкая струйка слизи из носа, что всегда
возвещало о приближении астматического приступа (обычно вызываемого
присутствием Руперта), но не заметила никаких признаков.
- Сказку, - оживляясь, потребовал Маркус.
- О, только не это, - подумала Хелина. - Ортруда, - позвала она. Но
Ортруда, услышав, что Хелина остается дома, уже махнула в Страуд в
"Веселую козу" на встречу с приятелями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170