Главный докладчик -- Мыслитель, Социолог, Супруга или даже Сослуживец. Или
все вместе. Не все ли равно. И пошли разговоры. Главное -- как можно больше
наговорить, нечто невнятное, с десятками непонятных терминов, со ссылками на
десятки западных имен. В особенности на таких, которые недавно опубликовали
по одной статейке. Это -- новейшее слово в науке. Пара слов о том, что это
все не противоречит изму. Для начальства и отчета. Но так, что всем ясно,
что к чему. Без этого же нельзя.
А в коридорах, на квартирах, в ресторанах, забегаловках и в кабинетах
почтенных учреждений шли нескончаемые разговоры о положении в стране, о
жизни на Западе, о Хозяине, о Хряке, об узких штанах и коротких юбках, о
неореализме и сюрреализме, о лагерях и арестах. Поносили все свое.
Восторгались всем западным. Короче говоря, просыпались от вынужденной спячки
периода Хозяина, открывали глаза на действительность и рвались развернуть
свои творческие потенции, зажимавшиеся столько десятилетий.
ЧАС ВОСЬМОЙ
На другой же день после того, как Крикун прибыл после школы в полк на
фронт, старший летчик, его ближайший командир, попросил его об услуге: пойти
к полковому врачу, сказать, что он подцепил триппер, и попросить сульфидин.
Старший летчик уже имел тридцать боевых вылетов, пару орденов, был
представлен к третьему и боялся, что из-за триппера ему этот третий
заслуженный орден не дадут. Хороший, вроде бы, парень. Но он не подумал о
том, что для Крикуна начинать службу в полку с гонореи -- значит с самого
начала закрыть всякие пути к наградам и повышениям. Крикун не мог ему
отказать. Хотя потом в этом полку он сделал более шестидесяти боевых
вылетов, ему дали всего одну железку. Самую маленькую притом. А по закону он
должен был бы иметь их минимум пять. А старший летчик на другой же день
растрепал всем, как он подсунул вместо себя Крикуна. В полку все знали, что
Крикун не был болен. И смеялись над ним. И начальство регулярно вычеркивало
его из списка представляемых к награде. Теперь-то он им благодарен за это.
Они выработали в нем презрение к званиям и наградам. Но каково ему было
тогда! Ему же не было еще двадцати. И он тогда еще ни разу не имел женщину.
И больно ему было не за себя, а за них. Он не мог понять, почему хорошие
люди делают пакости. Потом он убедился в том, что самые гнусные поступки в
жизни совершают обычно порядочные люди.
К истории с триппером скоро присоединилась еще одна, и Крикуном
заинтересовался Особый отдел. Ему повезло: ранили, а после госпиталя он
переучился на новый тип самолетов и попал в другой полк. А история такая. Он
сидел в землянке эскадрильи и играл в шахматы с инженером полка. Вошел
командир эскадрильи и попросил его отрулить его машину -- она на посадочной
стоит -- на край аэродрома. Когда Крикун вернулся, отрулив машину, в
землянке хохотали. Когда он узнал, в чем дело (бомба зависла), он первый и
последний раз в жизни потерял самообладание. Ах ты, сволочь, закричал он.
Трус! Ты мог бы объяснить, в чем дело! Я бы осторожнее рулил! И он залепил
комэску по физиономии. Историю замяли, так как на офицерском суде чести
всплыла бы ее подоплека. Кроме того, это подорвало бы репутацию полка, и
командир полка не получил бы награду, к которой его после многих усилий
представили. Но не забыли.
Старший летчик, для которого Крикун достал сульфидин, погиб через день
с недолеченным триппером, а комэск взорвался, пытаясь запустить трофейный
мотоцикл. Жертвы оказались напрасными. Жертвы всегда напрасны, сказал себе
Крикун. Сознание жертвенности поступков мучительно, ложно и бесплодно.
Поступки должны оцениваться и переживаться исключительно по цели и
результатам. И главный результат поступка -- в тебе самом. Отсутствие
внешнего результата не должно разочаровывать. Мы не на базаре, а перед лицом
своей совести.
В дивизии о Крикуне ходили легенды. Его дружбы искали наиболее умные и
образованные летчики. К этому парню надо приглядеться, сказал однажды
заместитель командира полка начальнику особого отдела. В нем что-то есть.
Свободно говорит по-немецки. Английский изучает. Тут что-то не так. Но
Крикуну повезло. Его сбили.
ЕДИНСТВО
После второй кружки Кис стал задумчиво поглядывать на изображение трех
граций на обшарпанной стенке пивного бара. Ничего бабы, сказал Сотрудник,
уловив взгляды Киса. Есть за что подержаться. После третьей кружки Кис
глубокомысленно изрек, что у Жабы фигура лучше. Немного старовата, сказал
Учитель. Но теперь, кажется, старые бабы входят в моду. А если ей вставить
зубы, она даже премиленькой будет. По моим наблюдениям, сказал Сотрудник,
она к Кису неравнодушна. Точно, сказал Сослуживец. Везет же некоторым. Кис
отнесся к словам собутыльников с полной серьезностью. И когда Жаба принесла
им по четвертой кружке, он похлопал ее по тощему заду. Не встретив отпора,
он осмелел и сунул руку под юбку. Жаба, собирая пустые кружки, хихикала от
удовольствия, но дальше фиолетовых трико, затянутых сверху и снизу пеньковым
канатом в палец толщиной, Кисину блудливую лапу не пускала. И все было бы
хорошо, если бы не сидевшая за соседним столом группа полковников из
Генерального Штаба, среди которых был новый любовник Жабы. Он долго терпел
грязные поползновения Киса. Сказывалась фронтовая выдержка. Полковник,
разрабатывавший во время войны проект приказа о вторичной выварке
обглоданных костей, дважды выезжал в прифронтовые районы, за что был
награжден пятью орденами и еще до тридцати лет стал полковником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143