И написали
совместный донос в Органы с просьбой спасти их товарища, подпавшего под
чье-то дурное влияние. Вопрос о влиянии кого-то другого был бесспорен. Не
мог же Крикун, который учился с ними в одной школе, читал одни и те же
книжки, хуже одевался, хуже питался, реже ходил в кино, совсем не ходил в
театр и не имел умных взрослых друзей, сам додуматься до всего этого. И
слова у него не наши.
Вечером в подвал спустился незнакомый молодой человек и предложил
Крикуну прогуляться. Крикун сразу понял, в чем дело, и собрал свои скудные
пожитки. Там ему было даже неплохо. Впервые в жизни он спал на отдельной
койке и питался три раза в день. С ним вели длинные разговоры большие
начальники. Он их ставил в тупик своими вопросами и суждениями. Они хотели
узнать, кто его научил так говорить. А его не учил никто. То, что он им
говорил, было для них ново и удивительно. И они не могли приклеить его к
чему-нибудь знакомому. И его решили выпустить на время, чтобы проследить
связи. А он, не заходя домой и не сказав никому ни слова, сразу уехал в
деревню. С этого момента он все свои наиболее важные решения в жизни
принимал внезапно. Оказалось, что это был единственный правильный способ
остаться на свободе.
Прошло полгода. Как-то поздней осенью соседка позвала мать и сказала,
что про Крикуна спрашивали в районе. Схватив горбушку хлеба и трешку денег,
Мать побежала в поле, где Крикун работал. Беги, сказала она ему. Она не
проронила ни слезинки. А когда он ушел, и она поняла, что больше никогда его
не увидит, она упала на серую мокрую холодную землю и впилась в нее зубами.
Помоги ему, господи, шептала она. Ничего больше не прошу. Только помоги ему.
Это моя жизнь. Это мука моя, И твоя тоже, господи. Что ты без него!
На станции на мешках сидели пьяные мужики, завербованные на Дальний
Север. Они сидели жалкие и серые. И заунывно скулили:
Вот скоро-скоро поезд грянет,
Гудок уныло загудит,
Кого-то здесь у нас не станет,
Кого-то поезд утащит.
Крикун вскочил на замедливший ход товарняк и забился между бревен.
Ледяной ветер продувал насквозь. Ничего, говорил он себе, терпи. Это только
начало. А слезы капали на черствую краюху. И была она вкусна и мягка.
Если бы люди изобрели такой прибор, чтобы можно было разглядеть чистую
юную душу после безжалостного погрома! Какими наивными им показались бы поля
сражений величайших войн нашего времени! Разве это можно когда-нибудь
забыть!
Когда до него добрались в городе, он успел уйти добровольцем в армию. И
они потеряли его из виду. Они нашли его лишь много лет спустя.
Никуды ты от нас не уйдешь!
И нигде ты от нас не спрячисся!
Потому что -- кто ты? -- вошь!
Ну а мы -- это власть трудящихся!
НАВЕКИ СОЛНЦЕ
После многих лет холода и слякоти выглянуло Солнце. По радио объявили,
что даже погода вместе с нами радуется нашим успехам. Одновременно объявили
об очередном нарастании классовых боев, нищеты, повышения цен и понижения
зарплаты там у них. По телевидению выступил Заведующий и сказал, что это
достигнуто под мудрым руководством руководимого им руководства. Добровольно
доверчивые ибанцы возликовали и избрали Почетный Президиум. Когда принимали
Приветственную Телеграмму по поводу досрочного перевыполнения по почину и по
инициативе, Токарь-Универсал сказал: мы заверяем наше любимое и мудрое
руководство и нашего любимого и гениального. Заведующего лично в том, что мы
верим даже в то, во что на самом деле не верим, и выполним все, что на самом
деле не выполним. Заведующий был тронут и оценил это как пример
исключительно высокого уровня сознательности. С такими людьми, сказал он мы
не то что полный изм, а кое-что и похлеще построим. Дайте только срок.
Выберемся из временных затруднений, а там пошлем всех этих американцев и
прочих засранцев куда-нибудь подальше.
Известный философ Портян, круглый дегенерат и полный невежда, автор
самой глупой "Диалектикодиалектической высшей логики", случайно встретил на
улице Неврастеника. Солнце, сказал он глубокомысленно глядя в себя, это,
брат, теперь навеки. А зонтик давно пора выбросить в мусорную яму истории,
где валяются ваши вонючие маркузы, карнапы, расселы, пикассы, парсонсы и
прочая мразь. Ну-ну, сказал Неврастеник и раскрыл зонтик. Как раз начал
накрапывать дождь, пошел снег с градом, и Солнце исчезло насовсем, как будто
его вообще и не бывало. Портян промок до нитки и продрог до печенки.
Прибежав домой, он впал в мрачный оптимизм и начал писать донос на
Неврастеника, который в солнечную погоду вышел на улицу с зонтиком, выразив
тем самым неверие.
Болтун брел неизвестно откуда и неведомо куда, не обращая внимания на
погоду. Как дела, спросил его Неврастеник. Как всегда, ответил Болтун. Без
работы, спросил Неврастеник. Работаю, сказал Болтун. Без работы нельзя.
Выселят как тунеядца. Захотят -- выселят и с работой, сказал Неврастеник.
Ага, сказал Болтун, выселят.
Выступая по телевидению, Заведующий сказал, что даже плохая погода не
помешает нашему праздничному настроению.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Здесь прекрасные дачные участки, говорит Крикун. Еще бы, говорит
Учитель. Зато они и дерут, сволочи. Кому они принадлежат, спросил Крикун.
Начальству третьего, а то и четвертого сорта, говорит Учитель. Мой хозяин,
например, был главой крупного района Ибанска. Эта дача принадлежит бывшему
полковнику Органов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143