Они заигрались
в революцию и выродились в полнейшее дерьмо.
В Ибанске Крикун отнес ротатор на квартиру Лодера. Лодер перепугался.
Нам же дай бог какой срок пришьют за это, сказал он и велел отнести ротатор
к Секретарю. Секретарь отнес его на склад Органов, но у него там отказались
принять, поскольку не было накладной и технического паспорта. Что я вам,
ишак что ли, сказал секретарь Лодера, сунул чемодан под лестницу и ушел
комплектовать очередной номер Срамиздата. Органы сбились с ног в поисках
исчезнувшего ротатора, без которого горело все так тонко задуманное дело. И
не нашли до сих пор. Но время подпирало. И Министр махнул рукой. Давайте в
суд как есть, сказал он.
ПОСЛЕДУЮЩАЯ ИСТОРИЯ
Грани начали стирать еще при Хозяине. Но вплотную подошли к полному
стиранию их только теперь. До этого было не до этого. Первым делом стерли
грани между городом и деревней. В результате деревня частично сбежала в
город, а частично встала в очередь за маслом, яйцами, кильками и другими
промышленными товарами в городских магазинах. И стоит там до сих пор. Ждет.
Обещали выкинуть кое-что. Потом стерли грани между умственным и физическим
трудом. В результате талантливые ученые стали зарабатывать почти столько же,
сколько уборщицы, маляры и дворники. Это было настолько крупное достижение,
что Заведун произнес по сему поводу специальную речь. Мы, как говорится, это
самое, эээээ..., того в общем, добились, так сказать, эээ..., сказал он,
эээ... это самое,..., ученые, они -- что, они тоже почти что люди, эээ...,
наши, можно сказать...
Наконец, при следующем Заведуне взялись за стирание граней между
мужчиной и женщиной. Женщинам разрешили носить брюки, курить, пить коньяк,
ругаться матом и управлять государством. Мужчинам разрешили носить длинные
волосы, стричь ногти и иногда менять нижнее белье. В конце концов, признали
и бороды, так что по внешности мужчин и женщин различать стало невозможно.
При знакомстве требовали предъявить справки. Поскольку началась кампания
против бюрократической волокиты, возникла острая проблема: у мужчин отрезать
или женщинам пришивать? Началась борьба, в которой, как всегда, победила
генеральная линия. Мммыыы, сказал в своем докладе Заведун, пррроявили
величччччайший гуммммманизм, пойдя на этот исторрррический шагггг.
МОНОПОЛИЯ НА ТЕАТР ЖИЗНИ
Вот Газета, говорит Неврастеник. Читайте. Заведующий принял Посла.
Заведующий прибыл в Париж. Президент прибыл в Ибанск и имел беседу с
Заведующим. Заместитель принял Короля. Король посетил свиноферму. Состоялось
совещание, на котором выступил Помощник. Заместитель вручил орден.
Заведующему вручили орден. Металлурги перевыполнили план и послали
телеграмму Заведующему. Хлеборубы досрочно выполнили план и т.д. И в другой
газете то же самое. И в третьей. И по радио. И по телевидению. И в кино... И
в... А Вы не обращайте на это внимания, говорит Журналист. Это же официоз.
Когда тонешь, глупо отплевываться, говорит Неврастеник. Хорошо не обращать
внимание, если есть что-то другое. Это же и есть наша жизнь, а не просто
формальный официоз. Что делает жизнь таких людей, как я, интересной? Ее
театральность. Публичность. А они узурпировали это все для себя. Они всем
нам навязывают свою сцену, свою игру, свой театр. Он сами кривляются,
заставлют нас любоваться их ужимками, а нам не дают. Поездки, встречи,
заседания, выступления, награждения, резолюции и т.п. -- это и есть их
подлинная социальная жизнь. И ничего другого у них нет. И нам они ничего
другого не разрешают. Они свою серую и бездарную чиновничье-бюрократическую
деятельность превращают в общественный театр. А все то, что действительно
театрально, красиво, ярко, интригующе и т.п., они уничтожают или загоняют на
задний план и превращают в декорации для своих бездарных игрушек. Везде
театр, говорит Журналист. У нас тоже. Верно, говорит Неврастеник.
Театральность жизни вообще есть норма. Важно, кто вылезает на сцену. Когда
на сцене орут и кривляются человечки без слуха, без голоса, без вкуса, а в
зрительном зале сидят настоящие певцы и настоящие ценители прекрасного и
первые заставляют вторых слушать их и проявлять удовольствие и выражать
восторг, то это -- кошмар для вторых. А еще хуже, когда в зале остаются лишь
единицы имеющих слух, голос и вкус, а остальные опускаются ниже тех, кто на
сцене. Так покиньте зал, говорит Журналист. Куда, спросил Неврастеник. На
тот свет? За границу? Вы сгущаете краски, говорит Журналист. Вот вчера я
был... Понятно, говорит Неврастеник. Вы были на сцене. А нас туда не
пускают.
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ПЕВЦА
Поймите меня верно,
Мои дорогие друзья,
Вне родины жить скверно,
Без родины жить нельзя.
Но если хотите добра вы,
Ей захотите помочь,
Моральное ваше право:
Бегите скорее прочь.
Надумался я тут досыта.
Оглядел чуть не весь свет.
Поймите, ребята, просто
Другого выхода нет.
Не о тоске по дому,
Тут о другом речь:
Никак нельзя по-другому
Ее от них уберечь.
Я его не порицаю, говорит Он. Но мне это не подходит. Я так не могу. Не
знаю почему. Но не могу. Мое место здесь. Пусть впустую, по здесь. Здесь
зарыты поколения моих несчастных предков. Здесь ни за что погиб мой Отец.
Замучена даровой работой Мать. Ни за грош пропала моя собственная жизнь. Я
тут мерз, голодал, испытал измены друзей, несправедливости начальства и все
такое прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143