— спрашивает Пера.
1 Ради бога (нем.).
— Ах, я хочу быть для тебя и белее и красивее всех, всех женщин!— говорит Меланья и украдкой гладит его по щеке.— Все вы, мужчины, нас порицаете, делая вид, что это вам не по душе, однако все с удовольствием оглядываетесь, как только заметите что-нибудь этакое...
— Ну вот...— говорит поп Чира, доставая из ящика покупки,— вот и тебе, мать: как видишь, и тебя не забыл... Впрочем, сама угадай, что я тебе привез!— требует он и прячет покупку.
— Ах, мама, сюрприз! А-а-а!
— Уж не очки ли купил?.. То ли зима и рано смеркается, то ли еще что, только стала я рано откладывать вязанье,— пригодились бы, пожалуй...
— Ах нет, мама! Зачем тебе очки? Кого тебе суждено было увидеть, ты увидела много лет назад. Ха-ха-ха!
— Уж не молитвенник ли?
— Нет, не это... Ну, не стану тебя мучить...— говорит отец Чира и протягивает ей ботуши.
— О, ботуши! Как приятно будет зимой! А сколько ты заплатил?— спросила она, измеряя их.— Пядь и три пальца в длину, пять в ширину. Как раз. Сколько стоят?
— Три с половиной.
— Ассигнациями?
— Какими ассигнациями?
— Сребра! Ах, какая досада! Обманули тебя, прохвосты! Я бы, конечно, дешевле купила... Не умеешь ты, Чира, торговаться.
— Можно вернуть, торговец обещал принять...
— Ну, пускай уж, что там!— говорит попадья и с удовольствием поглядывает на новые ботуши, сравнивая их со старыми на ногах.— А у кого ты фланель покупал?
— Э, почем я знаю! Не посмотрел на фирму.
— Поглядим, не обманули они тебя? Сколько локтей взял?
— Двадцать семь.
— И сам держал локоть?
— Еще чего, локоть держать. Довольно и того, что глядел в четыре глаза, а мерил приказчик. Двадцать семь с походом...
— Ну-ка, проверим!— говорит матушка Перса, берет локоть и мерит.— Что я сказала?.. Двадцать шесть с третью! Ну, что я сказала?.. Обмерил, прохвост!..
— А ведь как следил!
— Нужно было самому держать локоть. Воры они все; вор на воре сидит, на глазах украдут. Вот со мной такого не бывает.
— Э, не бывает! Задумают украсть, так хоть в сотню глаз гляди, не поможет! Лучше распорядись, чтобы сделали мне айнпренсуп, знобит меня что-то.
— Ворюга проклятый, на глазах у живой души украсть две трети локтя!! Всегда так бывает, когда мужчины берутся не за свое дело! Ни торговаться не умеют, ни обратиться куда следует, ни проследить, чтоб не украли! Прохвост этакий!— негодует матушка Перса.— Не терпится ему из поповой фланели справить своим чертенятам эти ихние «отченаши»!
— Сходи на кухню, Меланья, и скажи, чтоб сготовили айнпренсуп для отца,— просит Чира,— прозяб я в дороге.
— А вы куда собрались? Оставайтесь ужинать,— уговаривает Перу матушка Перса.
— Простите, я вернусь сразу после ужина,— говорит Пера.
— Ну, ладно, только обязательно.
Меланья и Пера выходят, а из кухни вскоре доносится: «Ах!»
— Итак?— поднимаясь, спрашивает матушка Перса, сидевшая как на раскаленных углях.— Итак, чем кончилось? Приехал тот?
— Приехал,— тянет отец Чира и проводит ладонью по лбу.— Вон у себя дома.
— Приехал?— переспрашивает удивленная попадья и садится.
— С чем уехал, с тем и приехал!
— Ну, дальше...
— Ну-у-у, а дальше... ничего не было.
— Как это не было? Значит, будет?— допытывается попадья, встает, снова садится, начинает без всякой нужды нервно перекладывать покупки с одного места на другое.
— Что было, то было; кому полагалось, тому и всыпали.
— То есть ему всыпали?
— Да нет, как всегда, всыпали твоему велелепному супругу.
— Не понимаю... А он?
— Выкрутился. Мне всыпали, а он выкрутился, как всегда! Поняла хоть теперь? — сказал отец Чира и, встав, зашагал по комнате; попадья тоже поднялась и тоже заходила: он в одном направлении, она в обратном.
— Не понимаю я твоих ребусов. Ты мне без фокусов, начистоту расскажи, по порядку, что и как было.
— Так вот слушай! Едва мы уселись в повозку, я сделал . так, как ты велела: нахлобучил шапку, погрузился с головой в шубу и молчал до самой корчмы. Когда он сошел с повозки, я высунул голову на свежий воздух. Не шуточки почти три часа вытерпеть в такой парильне! А не успел он вернуться, я снова, точно черепаха, втянул голову в шубу — и так до самого Ченея. Ну, тут уж невозможно было оставаться на подводе, и, готов спорить, сам черт меня дернул зайти к ченейскому священнику, а не в корчму, как следовало бы и как я предполагал.
— Знаю, у него жена Тина, Тинин Акса. Как же не знать!
— Не Тинин, а Люциферов, подлец этакий! Погоди, сейчас узнаешь, какая там разыгралась комедия. У него мы поужинали и заночевали; и не кто другой, как он, украл у меня, пока я спал, этот мой корпус деликти — этот зуб...
— Украл зуб?!— возопила матушка Перса и, всплеснув руками, вскочила со стула.— Довольно с меня, довольно! Дальше можешь не рассказывать, не желаю и слушать! Лучше бы у тебя голову украли. Не хочу, не хочу ничего больше слышать.
— Ну и отлично; не хочешь, тем лучше.
— А ты не заметил? Ты хоть утром пощупал?
— Черта заметил! Пощупал, и мне показалось, что все в порядке.
— Ух, ух, ух!— отдувается матушка Перса и хлопает себя по лбу.— Оставь меня... и больше не рассказывай! Пойду в кухню... за работой забудусь, хоть раздражаться не буду.
— Ну ступай! Ты ведь лучше сумеешь сготовить айн-пренсуп.
— Боже, Чира!— восклицает матушка Перса, воздев руки к небу наподобие древних пророков,— и ты можешь еще есть! У-у-у-ххх! Ухожу, ухожу!— говорит она и направляется к двери, но останавливается.
— Ну, что же все-таки было дальше? Значит, ты отправился к владыке с пустыми руками?
— Кабы такое счастье! Но в том-то и беда, что нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94