Скажем только в заключение этой главы, что оба преподобных отца, отправившись к его преосвященству, пробыли у него довольно долго — битый час, если не больше; а когда покинули епископский двор, удивительно было то, что поп Чира (хотя и вошел он обвинителем) вышел порядком опустив нос и с пылающими щеками, а поп Спира, напротив, хоть и был обвиняемым, выглядел веселым, таким же веселым, как и в тот раз, когда был награжден красным поясом. Еще удивительней был ответ, который они дали своему знакомому, столкнувшись с ним при выходе епископии. «Ну как, закончилось?» — «Да, наконец-то!» — сказал поп Чира. «Слава богу, все в порядке!» — добавил весело поп Спира. Но самым удивительным было то, что оба попа не расстались у выхода из епископии, а продолжали путь рядышком, объясняясь и беседуя о чем-то...
— Значит, помирились! — воскликнут читатели. А почему поп Чира угнетен и взволнован, а поп Спира весел и доволен, об этом читатели узнают из следующих двух глав.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В ней перед читателем возникнет картина жизни попов — отца Спиры и отца Чиры, противоположная той, что была нарисована в прошлой главе, ибо сей последний (то есть поп Чира) на себе испытал правильность изречения, которое гласит: «Кто сеет ветер, пожнет бурю»
Попы задержались еще на полдня в Темишваре, чтобы сделать кое-какие покупки. Домашние надавали им поручений, ибо, как всякому известно, семейному человеку нельзя отлучиться в город и на полчаса, чтобы женская половина не нагрузила его, словно верблюда, таким множеством поручений, какое не удержится даже в голове Стратимировича. А тем более сейчас, когда попы собрались в самый Темишвар, где сельские жители готовы часами стоять, глазея на одну и ту же витрину. У попа Чиры был целый ворох поручений. У попа Спиры, правда, ни одного (ни он, ни домашние не думали об этом, не зная, каков будет «исход дела»), но ему самому пришла охота накупить всякой всячины и сделать домочадцам сюрприз. Радуясь, что отделался так дешево, он решил на деньги, которые, по его предположению, должны были пойти псу под хвост, купить что-нибудь нужное для дома. Поп Чира покупал, чтобы умилостивить, а поп Спира — чтобы порадовать.
Чего только не накупили .попы! И бумазеи, и фланели на зиму, и ботуши для обеих матушек. Поп Чира купил и рисовой пудры, и прибор ДДЯ завивки волос, и какие-то штучки для закручивания локонов, и новомодные шпильки (с особым названием в честь какой-то швабской принцессы-невесты), и гуммиластику для чистки, и машинку для застегивания перчаток, целый короб всевозможных ниток и вязальной шерсти — около десяти разных номеров, которых он не мог запомнить, а потому и записал еще дома, исписав целых пол-листа писчей бумаги. Войдя в магази он вытащил из кармана эту бумагу, развернул, положил перед собой, сел на стул, протер очки, нацепил их на нос и, глядя на запись, стал диктовать щуплому, хорошо причесанному лавочнику, зачеркивая очередное название карандашом, пока не приобрел все точно по списку.
Поп Спира купил большой брусок мыла, нож — резать ветчину, и уйму необходимых кухонных принадлежностей, которые в селах еще мало или вовсе не известны.
Вспомнил он и о своих спасителях — Аркадии и попе Буре. Аркадию он купил высокие ботуши, в которых он будет прислуживать в церкви, шаль за три сребра и красивую пенковую трубку с длинным чубуком за тринадцать сребров. Такую же точно трубку он купил и отцу Буре.
«Боже мой, что есть человек: не знает и не ведает,, что несет ему завтрашний день! — думал он, покупая все это.— Мог ли я предвидеть, что у меня явится желание делать покупки и удивлять Сиду!»
Оба попа накупили кофе, сахару, немало всяких булочек и рогаликов. Короче, понабирали столько, что едва поместили все в повозку. И когда в пятницу на заре попы взобрались на нее и тронулись в путь, то пришлось им сидеть,— простите меня за выражение, ибо речь идет об отцах церкви,— пришлось им сидеть столь же удобно, как черту на колу. В этом был отчасти виноват и сам Пера Тоцилов, который словно поклялся разорить всех попадавшихся ему под руку попов. Он дважды весьма основательно воспользовался гостеприимством в доме ченейского попа; на славу угостились и сам он и его лошади; а кроме того, он так добросовестно набил оба сиденья, и переднее и заднее, хозяйским сеном, что лошади еще по меньшей мере неделю смогут наслаждаться ченейской травкой.
Подвода тронулась. Всю дорогу от Темишвара до Че-нея преподобные отцы неумолчно беседовали. Разговор был, конечно, не такой сердечный и искренний, как прежде, что, разумеется, вполне понятно, но все же они беседовали, а в одном вопросе пришли даже к полному согласию.
— Сколько вы уплатили за подводу? — спросил Спира.
— Десять сребров! — ответил Чира.
— Что за черт! И я столько же. Потому, должно быть, что вы первый подрядились?
— Э, тут-то собака и зарыта; об этом я от самого дома размышляю. Когда он со мной рядился, то выходило, будто повезет меня одного. «Дорого, Петр,— говорю ему,— нельзя ли подешевле?» — «Возьмите попутчика, повезу дешевле».— «Найди, говорю, сам кого-нибудь».— «Не могу, отвечает, найдите вы — и повезу за шесть сребров».
— Ну и прохвост, так же точно и со мной разговаривал! Точнехонько! — пожаловался Спира.— Найдите, мол, попутчика, и я повезу вас за ч е т ы р е сребра... А он с того и с другого содрал по десять сребров. Торговался со мной так, будто я первый пришел. Пройдоха вахлацкая!
— Все они такие, черт бы их драл!.. Думается мне, этот вор, архивор Нича, ночной сторож, настропалил его. Батюшки, дескать, в ссоре, ни слова друг другу не скажут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94